Кедровая долина - страница 2
Стенли напомнил Мари, как однажды решился разорвать не взятый ими обет молчания, и признался в любви. Она, любя и страдая, сказала, что никогда не сможет составить его счастье, и даже любить его есть великий грех для нее, и уступка чувству опустошит обоих. Он тщетно умолял Мари объяснить тайну этих слов.
В тот год Артур был срочно вызван в свой военный лагерь, и они расстались, не объяснившись. Когда вернулся, он не застал Мари. “Она в родительском доме” – сказал друг ее отца дон Альберто, у которого Мари гостила. Стенли пытался выведать у него, где живет ее отец – он хотел явиться к нему и просить руки Мари. Но дон Альберто ловко уклонился от ответа. Мари исчезла, остались тайна и любовь. И вот он нашел ее, и что же – вновь расстаться?
Почему, почему она не хочет, чтоб он просил благословения у ее отца? Речь его была красноречива и горяча. Но Мари без колебаний повторяла свой необъясненный отказ и молила покинуть и забыть ее. Она сказала, что если откроется существование кедровой долины и убежища в ней, то жизни ее и ее отца окажутся в опасности. Страх Мари был столь откровенен, что Артур честью поклялся хранить секрет.
И все же почему их жребий – расставанье? Мари обручена с кем-то другим? Тяжелая и мучительная эта мысль заставила вздрогнуть его. “Нет, Артур, нет, – прозвучал торопливый ответ, – я никогда не полюблю никого, кроме тебя. Мое сердце отдано тебе, и потому руку мою я не отдам никому, и испытание это мне назначено судьбой нести до смерти!”
“Ответь, прекрасная Мари, почему чистую свою любовь ко мне ты называешь жестоким словом “грех” и гонишь меня, лишая надежды?”
“О, Артур! Отцовское проклятие слишком грозная сила. Не испытывай меня более. Я слаба, и нежные твои слова убавляют от твердости в повиновении долгу. О, зачем ты полюбил меня, зачем зажег мою любовь?”
Очевидное страдание в голосе Мари не унимало настойчивости Артура. Вновь и вновь он просил открыть тайну отказа: ведь знай он подноготную, и все бы силы положил на спасение любви! Молчание было ему ответом. Он взглянул в ее лицо – она бледна, как мел, в глазах застыли слезы.
“Ты слишком хорош, слишком благороден, – заговорила, наконец, Мари, – чтоб я решилась причинить тебе горе, назвав неприглядную причину. Не страх смыкает мне уста, но слабость. Узнаешь правду – и с презреньем отвратишься от меня, и мне не вынести такой муки!”
“Презрение, отвращение! Мари, ты бредишь! – нетерпеливо воскликнул Стенли, – не терзай меня столь страшными словами – они нам чужды!”
И Мари решилась. Бледная, сухими от волнения губами, но твердым голосом она произнесла то сокровенное, что разлучит их навек. В испуге Стенли выпустил ее руки из своих. Он глядел на нее изумленно, и вот, презрение и отвращение непроизвольно исказили лик его, но не погасили искру любви в глазах.
“Теперь вы знаете все, сеньор Стенли, – сказала Мари, и руки ее сложены на груди, и на лице написаны скорбь и покорность судьбе, – мне больше не надо умалять вас покинуть меня. Ваше лицо вполне красноречиво. Сожалею, что слишком долго химера казалась мечтой. Всякий раз, вспомнив, кто я есть, вы испытаете облегчение – слава Создателю, все позади!”
“Никогда, никогда! – горячо вскричал Стенли, – о, возлюбленная! Я зову тебя в мою страну. Там никто не знает тебя. Голоса крови и веры не слышны в буре вечной любви! Король Эдуард примет с миром меня, если вернусь я в Англию. Я готов жить под его властью, только будь моей!”