— А ты своей ленивой жопе какое оправдание придумал? — насмешливо уточняет Сенька, и по его тону уже ясно — звонит он не потому что у нас там трындец и без меня переговоры не переговариваются. Если бы все так было — я бы не позволил себе сорваться.
— А у моей ленивой жопы в оправданиях рекомендации диетолога, — трагично откликаюсь я, — для здорового функционирования организма и непоколебимости психики…
— Непокобелимости?.. — нахально вклинивается Емельянов, но я не даю себя перебить.
— Непоколебимости, Арсений Федотович, откройте словарь, проработайте свой словарный запас. Так вот, во имя всего этого и мира во всем мире мне необходимо питаться пять раз в день, и желательно домашней пищей.
— Ты к Юльке что ли опять поехал? — заинтересованно уточняет Сенька, — вчерашнего провала было мало?
— Ты же знаешь, что я работаю до победного, Емельяныч.
Сенька задумчиво молчит, похмыкивает, но все-таки переспрашивает.
— А ты уверен, что оно тебе надо? Юлька не похожа на профурсетку. Такую если отошьешь после пары ночей — карма пару лет аукаться будет.
Забавный чел, все-таки. В карму верит. Впрочем, я тоже начинаю подозревать, что она все-таки существует. Иначе… Как объяснить, что вчера такой мощный клин со мной случился не с кем-нибудь, а с Юлькой Максимовской, девчонкой, которой я в школе прохода не давал. Отнюдь не в хорошем смысле слова!
— А кто тебе сказал, что Максимовская это история о паре ночей? — философски отвечаю Сеньке.
— Ты! — кратко откликается он, — после развода, когда весь мой бар вылакал, и кулаками в грудь стучал, что больше не позволишь себя захомутать. Чо, не помнишь?
— Я помню, что вискарь у тебя дерьмовый, Емельяныч, — фыркаю невозмутимо.
Что там, кто где говорил, какая сейчас к черту разница? В сердце стучит уже не пепел, а потенция, в голове выкипает тостестерон, а руки — сами выворачивают руль по маршруту “Земля — Кексик” без оглядки на навигатор.
— Ладно, справимся без тебя как-нибудь, ворчит Сенька, — но учти, на презентацию такое уже не проканает.
— Не учи батьку, Емельяныч, — я смеюсь и сбрасываю. И выворачиваю к нужному мне магазину.
Хорошо, что решил ехать без крыши сегодня, потому что коробка которую мне подготовили оказывается огромной. Настолько огромной, что даже в мой просторный салон джипа, в котором я даже Кексика с удобством разложу, если что, коробку мою и то пришлось бы утрамбовывать, и следовательно — помять её содержимое.
— Я надеюсь, все свежее? — деловито уточняю у недовольной и явно недоспавшей продавщицы. Она же зыркает на меня взглядом василиска (и лишается чаевых в ту же секунду).
— Все в лучшем виде.
— Смотрите у меня, — грожу мегере пальцем. До того у меня хорошее настроение, что даже желание устроить наглой продавщице разнос, как-то вянет. Да и некогда!
Я к сожалению не знаю, на какое время Кексик сговорилась с Тефтелей на этот его музейно-задротный поход. И куда они едут — я тоже не в курсе. Мог бы узнать, это было на самом деле просто, но… Я просто решил приехать просто до того времени, как откроется хоть какой-то государственный музей. И туда, где я их еще успею застать.
Вылезаю у подъезда, задираю голову — и зверски жалею, что нету у меня рентгеновского взгляда. Где там мой сладкий Кексик сейчас? Зубы ли чистит или колдует над завтраком? Начесывает волосы перед свиданием с Тевтелей? Ух, как хочется подняться на её этаж и капитулятивно заявить “никуда ты не пойдешь”. Но мы хитрее — мы поднимаемся на этаж ниже.
