– Не буду, но какое это имеет значение сейчас? Или вы антисемит?
Керенский снова от души расхохотался. Закончив смеяться, он улыбнулся неприятной улыбкой, подумав про себя, что как только у евреев появляется возможность обвинить кого-нибудь в антисемитизме, то тут же следуют крайне агрессивные нападки. Странно, что больше всего этим отличались «русские» евреи. Может потому, что их никогда серьёзно и не преследовали? В Германии или Испании с ними особо не церемонились, сразу ограничивая в определённых рамках, из которых те боялись выходить.
– А вы можете при разговоре не вешать сразу ярлыки, ребе? Или вы считаете, что евреев обижать грешно, а русских – не зазорно, их ведь много? Они разобщены, каждый живёт своим домой или общиной и поэтому с ними можно по отдельности делать всё, что угодно?
– Нет, я так не считаю, но ваши высказывания…
– Мои высказывания, – перебил Керенский Мазе, – лишь отражают степень заинтересованности в революции части еврейского народа. Но революция уже свершилась, вы получили долгожданную, по вашим словам, свободу. И что же? Я не вижу, чтобы накал страстей уменьшился, он только продолжает увеличиваться. Почему?
– Я не могу вам ответить на этот вопрос.
– Понятно, так почему столько много революционеров являются выходцами из вашей среды, вы не знаете?
– Нет.
– Хорошо, тогда я прошу вас поговорить со всеми представителями вашего народа, кто сейчас продолжает демонстрировать свою разрушительную революционную деятельность. Нужно, чтобы они прислушались к вам и ограничили участие во всех революционных процессах. Они своё дело сделали, пусть теперь займутся созиданием, а не разрушением.
Главный раввин покачал в задумчивости головой.
– Я понимаю вас и приложу все усилия, чтобы довести до разума сынов моего народа ваши слова. Вот только многие, когда с ними говоришь, отвечают, что они больше не евреи – они интернационалисты. На эти слова мне нечего возразить. А раз так, то и упрекнуть меня больше не в чем. Вы же не делите всех по национальному признаку, кто плохой революционер, а кто хороший?
– Я? Нет. Значит, вы не хотите пойти мне навстречу? – Керенский нервно забарабанил пальцами по столешнице.
– Нет, как раз я хочу вам помочь, но боюсь, что меня не будут слушать.
– То есть, вы не имеете никакого веса в своей среде?
– Нет, что вы, конечно, это не так. Вы всё понимаете слишком буквально, но молодёжь не хочет слушать стариков, и раввинов, к сожалению, тоже.
– Жаль, очень жаль. А говорят, Америка очень богатая страна и многие туда уже уехали?
– Да, многие, – насторожился раввин. – А что вы этим хотели бы сказать?
– Я думаю, что раз ваша молодёжь так не обуздана, то не поехать ли ей в Америку, реализовывать себя? Здесь я не имею возможности её защитить от всех последствий революции.
– Я по-прежнему не понимаю вас, – вежливо ответил Мазе.
– Да что тут непонятного? Будучи министром МВД, я не смогу обуздать любые погромы, если они будут иметь место где-нибудь на территории Российской республики. Особенно это касается Украины, которая хочет получить автономию, там же проживают очень много людей вашего народа?
– Да, там живут очень много евреев, и мы обеспокоены растущим сепаратизмом галичан.
– Вот, я и думаю, что если еврей, это не еврей, а революционер, или как вы говорите – интернационалист, то можно всем объявить, что любой из вашего народа больше не будет пользоваться защитой власти Временного правительства. Потому как Правительство не может защищать граждан не своего государства. Это прерогатива того государства, к которому принадлежат интернационалисты.
