Керенский. Вождь революции - страница 18
Так мы ещё добрые! Адмирала Вирена, что был военным губернатором Кронштадта, прилюдно расстреляли на Якорной площади. Тело, слышь, в овраг скинули, да еще и родственников отгоняли, чтобы, сталбыть, не хоронили его неделю. Так и валялся там, на поживу воронам. А в Гельсингфорсе, я слышал, кувалдами забивали. А ежели кто сопротивляться посмел, того по-всякому, кто во что горазд, убивали. И жгли, и стреляли, сталбыть, и штыками кололи. А потом все едино за борт сбрасывали. Всех монархистов закололи! Всех, кто супротив Временного правительства был!
– Да, Гришка, порезвились вы тут на славу, пора и мне в руки штык брать.
– Так он у тебя и так с собой! – И Гришка кивнул на винтовку, которая торчала у Дыбенко за спиной.
– А то ж! Чегой-то я с фронта с пустыми руками приеду. Я же не сельский дурачок. Мы ещё постучимся прикладами в ворота дворцов ихних да особняков. Это они буржуазную революцию замутили, а мы свою, мужицкую, замутим. Бойтесь, сволочи! Наш лозунг – «Грабь награбленное», зальётесь своей кровушкой по всей земле, эксплуататоры, – Разошёлся Дыбенко, гневно потрясая крепким кулаком и плюясь во все стороны слюной от переизбытка ненависти.
– Эк, ты их! Твоя правда, Павлуха. Заходи в особняк. Лучше всего сразу к Луначарскому обратись, или к Антонову-Овсеенко, они тебя к делу приставят. К нужному делу, где ты справишься…
– Спасибо, братец! Ну, бывай тогда!
– Бывай, Павлуха!
***
Ксения Никитишна, дочь профессора геологии, была замужем за врачом Фёдором Корнауховым. Революционные события ожидались ею как светоч свободы, как избавление от гнёта и сосредоточение всего светлого и разумного, что виделось ей в розовых снах. Социализм был в моде! Им грезили и курсистки, и студенты, и многие из преподавателей университетов и институтов.
Февральские события не застали её врасплох. Наоборот, она давно уже ожидала их, с восторгом встретив «Манифест об отречении царя от престола» и создание Временного правительства.
Взахлёб она рассказывала об этом своим сокурсницам по Смольному, в ответ слыша то же радостное щебетание. Однако дикий революционный восторг вскоре несколько поблек под грузом новых обстоятельств. Сначала с улиц города ушли жандармы, за которыми началась форменная охота, а вслед за ними не стало и городовых. Исчезли с перекрёстков околоточные, не видно было филлеров, спешащих на встречу со своими «клиентами», и даже наблюдать обычного полицейского теперь не было никакой возможности, а уж, тем более, обратиться к нему за помощью.
По Невскому проспекту бродили толпы вооруженных солдат и матросов, с интересом разглядывая высокие красивые здания и хорошо одетых горожанок. Эта толпа, со смаком щёлкающая семечку и сплёвывавшая кожуру прямо на землю, с восторгом обменивалась впечатлениями, а также отпускала различные шуточки в адрес горожан и горожанок. Многие из этих шуток были скабрезными, сальными, а большинство просто грубыми и пошлыми. Но эти люди оказались ещё не самыми страшными.
Первым же указом Временного правительства из тюрем выпустили многих арестантов, а вместе с ними, как в России водится по стародавней привычке, дали свободу и многим уголовникам, у которых сроки подходили к концу. Отпустили и известных террористов, руки которых были по локоть в крови их жертв, но не осуждённых за это на смерть. Среди них оказалась и, ставшая впоследствии известной, Фанни Каплан.