Слабый солнечный свет пробирался сквозь остатки тумана. Мы шли по пустым улицам зловещего города молча. Все были потрясены происшедшем. Изредка мы оглядывались и прислушивались: никто ли за нами не идёт? Было тихо. Никто нас не преследовал. Но что же, чёрт возьми, это было? Кто разнёс в щепки тяжёлую дверь церкви? Кому по силам разрушить всю церковь?
Казалось, это сам город играет с нами в опасную игру, правила которой, мне лично, не понятны. Нам, во что бы то ни стало, нужно выбираться из этого места. Мы бродили то по широким проспектам, то по узким улочкам, блуждали по переулкам, натыкались на тупики и поворачивали назад. Тира как-то сравнила город с кинговской «Красной Розой», аргументировав это тем, что он перестраивается, как хочет, перенося здания с одного места на другое, или же уничтожая их вообще. Что ж, сравнение неплохое. Только бы призраков не было.
Никаких намёков на то, что здесь были автомобили, мы не нашли. Не видали здесь и железных путей. Ходить пешком мы устали и присели за столиком в кафе под открытым небом. Мы осознали, что не ели с самого прилёта в Кэухъюз. Вода у нас, благодаря запасам из церкви.
– Скажите, что вы тоже это слышите, или у меня галлюцинации? – вдруг спросила Ева.
Действительно, до меня донёсся еле уловимый звук. Это был плач. Плач ребёнка! Мы уставились друг на друга, задавая немой вопрос: что будем делать? Это правда ЖИВОЙ ребёнок или это ловушка?
Решение за всех приняла Аннет
– Нужно проверить! – она уверенно встала. – Ну, что сидите?!
– А, если это очередная ловушка? – сказал Петер. – Я не тороплюсь умирать.
– Томас?! – Аннет уставилась на меня. – Скажи же им!
– Она права, – согласился я, вставая. – В ловушку мы можем и сейчас попасть, прямо здесь, если того пожелает… «город». Но, если это настоящий ребёнок, просящий помощи, мы не можем игнорировать это. Я себе не прощу, если не проверю.
– Да, нужно найти его, – сказала Ева.
Тира тоже согласилась с нами, как и Арне. Только Петер сидел, не шевелясь, на своём месте и зло смотрел на нас.
– Вы – идиоты! – прошипел он. – Да вас уже через полчаса сожрёт кто-нибудь, и поминай, как звали! Идиоты!
– Так, всё понятно, – сказал я. – В нашем полку поубавилось. Пусть он остаётся. Это его дело.
Немного посовещавшись в какую сторону нужно идти, мы удалились от трусливого Петера. Но через некоторое время сзади послышались торопливые шаги: Петер нас догнал и молча пошёл рядом.
Плач ребёнка то пропадал, то появлялся снова. В какой-то момент плач перерос в истерику. До нас доносились всхлипы и крики: «Мама! Папа!» Зов эхом отражался от стен пустых домов, путая нас. Когда крики стали громче, мы, не сговариваясь, побежали. Завернув за угол, нашим взорам предстал автомобиль – небольшой семейный минивэн. Он стоял на обочине. Рядом с ним, съёжившись на корточках, сидел мальчик.
Увидев нас, он испуганно вскочил и залез в машину, хлопнув дверцей. Я подошёл к авто и тихонько постучал по стеклу. Мальчик смотрел на меня большими заплаканными глазами.
– Эй, не бойся нас, – дружелюбно сказал я, – мы услышали, как ты плачешь и пришли сюда. Что случилось? Ты в порядке?
Ребёнок медленно открыл дверцу и с любопытством осмотрел всю нашу компанию.
– Вы не видели моих родителей? – спросил он, шмыгая носом.
Я вздохнул.
– Нет. Я – Томас. А как тебя зовут?
– Лукас.
– Слушай, Лукас, а сколько тебе лет?
– Восемь с половиной.
