– Значит, так, Серёжа, этого, – он кивнул на дверь. – Этого сюда и близко не пускать! Под любыми предлогами, исключительно вежливо, понял? Максимально вежливо! Но, чтоб духу его в этом корпусе не было! До тех пор, пока я не разрешу свободное посещение. Идите! – охранники дружно кивнули и вышли за дверь. Доктор вздохнул и подошёл ко мне. – Ну, что я говорил? Подобные визиты никогда не влияют на динамику положительно. Давление скачет, пульс зашкаливает. Больной Котов, а ты что тут делаешь?
– Друга пришёл навестить, – ухмыляется Серый. – Заодно морально поддержал.
– Молодец, – хмыкнул врач. – А теперь марш в процедурную! Да, поживей, а то повторно курс антибиотиков назначу!
– Уже ушёл! – Серый хлопнул меня по руке. – Давай, Пашка, поправляйся. А то анекдоты травить некому! – он поймал мой хмурый и встревоженный взгляд, и кивнул. – Не волнуйся, мне есть куда деться, и есть, кому прикрыть. Твой папаша тоже не всесилен. Позже зайду.
Ко мне юркнула медсестра уже со шприцем в руках. Откуда она его взяла? В процедурную успела смотаться? Или у медиков шприцы и ампулы по карманам распиханы, как у нас ножи и гранаты? Так, не додумав до конца мысль, проваливаюсь в сон.
В палате я провалялся около месяца. Отец больше не приходил. То ли гордость заела, то ли, в самом деле, не пропускали под разными предлогами. Зато каждый день приходил Серафим. Подолгу сидел, травил байки со своей работы и подбадривал. В перерывах между командировками заваливались друзья. Один официально, через пост медсестры, остальные тенями по стеночкам. Потихоньку я начал приподниматься, сидеть, потом ходить. Сначала по палате, потом, не спеша, в коридор, до туалета, упорно игнорируя биоконтейнер, установленный в палате. Руки зажили, перестав дрожать при попытке удержать пластиковую ложку. Бульон заменили нормальной едой. К тому, что вижу только одним глазом и слева у меня слепая зона, тоже немного попривык. Но потом врач неожиданно вызвал меня на серьёзный разговор. Осторожно постучавшись, вошёл.
– Можно?
– А, Павел! Проходи, присаживайся. Я хотел тебя позвать, если честно, немного позже, но такое дело… ты, ведь, и сам хотел узнать своё состояние, я правильно понимаю?
– Совершенно верно, док, – я уселся в кресло напротив его стола. Внимательно всмотрелся, читая мимику, жесты. В принципе, уже понял, что ничего утешительного мне врач не скажет, но неизвестность была ещё хуже. – Я примерно представляю, что бывает с теми, кто пережил… такое. Короче, док, давай начистоту. Я мог бы взломать к чертям весь ваш секретный доступ и прочитать все, что пожелаю. Но я хочу просто поговорить. По честному.
– По-честному? – врач вздохнул. – Что я могу вам сказать, дорогой мой человек. Таки, я ничего не могу вам сказать. Мне не нравится ваш левый глаз. Мне не нравится ваше левое лёгкое. Да, и правое, честно говоря, тоже. И мне категорически не нравится ваш позвоночник, не говоря уже о печени, которая поминутно отказывается работать! И я ничего не могу с этим поделать.
Я вздохнул только. В принципе, примерно так я себе и представлял картину. Несмотря на усилия врачей, моё тело получило слишком много повреждений в разных областях и организму просто не на что было опереться, чтобы выкарабкаться и вернуться к нормальной жизни. Это он ещё про почки промолчал. Там тоже не все радужно.
– Что тут сделаешь, – ворчу я. – Организм не машина, запчасти не заменить.
