Андрей рассеянно глянул на Нику, кивнул и снова занялся рисованием. Он то и дело, щурясь, посматривал на верхний ярус колокольни и чиркал в альбоме быстрыми угловатыми движениями, держа карандаш под прямым углом к бумаге. Осмотревшись, Ника увидела и Ренату – та, отойдя к церковной ограде, где было больше солнца, с озабоченным видом примеряла очки с огромными – в блюдечко – круглыми сиренево-голубыми стеклами.
– Ренка, с ума сойти! – ахнула Ника. – Где достала? Ну-ка, покажи…
Она завладела очками, и мир сразу сделался каким-то подводным. Вернувшись к скамейке, где сидели мальчишки, она отвела волосы от щеки и слегка подбоченилась, выставив колено и едва касаясь земли острым носком туфельки.
– Что скажете? Андрей, окинь взглядом артиста, идут мне такие?
– Сила, – одобрил Игорь. – Еще тот кадр: их нравы, или мисс Большая Ордынка.
– Нет, сними, – сказал Андрей, на этот раз оглядев Нику более внимательно. – Очки тебе ничего, только лучше узкие, а это вообще маразм – жабьи глаза какие-то.
– Фэ, – сказала Ника, послушно снимая очки. – Удивительно ты умеешь все опошлить. «Жабьи глаза!» Возьми, Ренка, меня не оценили.
Она присела рядом с Андреем и заглянула в альбом.
– Что это ты рисуешь, колокольню? Она тебе кажется красивой?
– А тебе?
Ника до сих пор как-то не задумывалась над вопросом, красива или некрасива круглая трехъярусная колокольня храма Всех Скорбящих; сейчас она пренебрежительно пожала плечами и заявила, что в Москве есть церкви куда лучше.
– Например? – поинтересовался Андрей.
– Да хотя бы та в Зарядье – как ее, «на Кулишках»? Ну, где Дмитрий Донской был…
– Подходящее сравнение – всего пятьсот лет разницы. Таких эрудитов, как ты, можно показывать на вэ-дэ-эн-ха. А все-таки, чем тебе эта не угодила?
– Пропорции не те, – подумав, сказала Ника.
– А-а, ну ясно, – Андрей понимающе покивал. – Где уж было бедняге Баженову разобраться в пропорциях.
– Это разве Баженов строил?
– Представь себе. Так где ты пропадала все утро?
– Ой, я потом расскажу… Физик про меня не спрашивал?
– Спрашивал.
– А географичка?
– Не знаю, я сидел отключившись.
– А что?
– Да так, – Андрей захлопнул альбом и сунул его в портфель. – На предыдущем уроке схлопотал двойку от собственной родительницы и почему-то расстроился.
– Брось, старик, – сказал Игорь, – если еще из-за двоек расстраиваться…
– Нет, двойка по литературе – это действительно неприятно, – возразила Ника. – Да еще перед самым концом года!
– Он-то сегодня действительно ни фига не знал, – вмешалась Рената, – а вот мне на прошлой неделе влепили совершенно зря, я отвечала минимум на трояк. У математички, видите ли, было плохое настроение – может, они утром с мужем ругались. Так знаешь, до чего обидно, я обревелась, как крокодил! – Она снова нацепила голубые очки и стала разглядывать себя в зеркальце. – Ник, завтра мне обещали принести ресницы – те самые, помнишь, длинные такие. Примерим, я тебе тоже постараюсь достать…
– Не надо мне ничего, – Ника вздохнула. – Я сегодня портфель утопила, какие уж теперь ресницы.
Рената сделала большие глаза.
– Офонареть, – прошептала она испуганно. – Как это – утопила? Где?
– Не все ли равно где! На Кадашевской набережной, у Лаврушинского. Что за дурацкие расспросы – где, как? Очень просто как – взяла и бросила в воду, он и утонул.
– Ну, ты даешь, – восхитился Игорь. – Что это на тебя, горемычную, накатило?
– Надоело все! От одной физики уже дурно делается…
