Он рассмеялся и ловко закурил, придерживая руль коленом.
– Угробишь ты нас, – сказал Игнатьев. – Мне всю зиму снились автомобильные кошмары – начинаю понимать, к чему.
– Не угроблю, – возразил Мамай. – Напротив, командор, я вас спасаю. В смысле – всех нас, весь отряд. Я этого куркуля Денисенку обрабатывал два дня подряд, охрип, честное слово, – тут уж у меня все пошло в ход: и крито-микенская культура, и черные полковники, и хитроумный царь Одиссей, и Микис Теодоракис… Короче, раскололся мой председатель! Денег, правда, не дал – да я на них и не рассчитывал, – но машину предоставил в безвозмездное пользование, продукты распорядился отпускать по себестоимости, словом частично взял нас на свое иждивение. Ничего, мужик он хороший. Второго Херсонеса мы ему, конечно, не раскопаем, но насчет материала в местную прессу можно будет сообразить. Что-нибудь вроде: «Колхозный руководитель нового типа»!
– Все это хорошо, Витя, но ты скоро превратишься в настоящего арапа. Устанавливать контакты и достигать взаимопонимания с местным руководством – дело, конечно, полезное. И все же…
– Что вы хотите, командор, в каждой экспедиции должен быть свой штатный арап! Меня Денисенко спрашивает с подковыркой: «Вон у вас бумаги какие – с печатями Академии наук, так что ж она, ваша Академия, грошей-то не дает на эту самую «чистую науку»?..»
Они замолчали. Игнатьев, пригнувшись от ветра, тоже закурил и спрятал папиросу в кулаке. Впереди, в солнечной дымке, уже угадывались очертания мелового плато над Карасубазаром.
– Да, нашего брата нынче не балуют, – сказал Игнатьев. – Немодная наука, что ты хочешь. Физика, молекулярная биология – это сейчас главное, а кто принимает всерьез историю? Моя бывшая руководительница раскапывала Керкинитиду, – ты в Евпатории бывал? – там часть стены вскрыта прямо в городском парке, возле музея, это получилось удачно; но зато другой раскоп оказался на территории какой-то здравницы, и вот тут пришлось драться за место под солнцем. Понимаешь, это был военный санаторий, Министерства обороны, а полковники медицинской службы народ решительный: налево кругом, марш, и никаких разговоров. Однако та тоже дама упорная, добилась каким-то образом разрешения через Москву и прокопалась весь сезон до победного конца. А на следующую весну возвращается – раскоп засыпан! Ей-богу. Даже, черти, деревца там какие-то понасажали, как будто так и было…
– И что же она? – смеясь спросил Витенька. – Снова через Москву действовала?
– Нет, собственными руками повыдергивала древонасаждения и стала копать дальше.
– Правильно, – одобрил Мамай, – знамя советской исторической науки следует держать высоко. В Белогорске придется заскочить на станцию. Я, когда туда ехал, не заправился, боялся опоздать к самолету. Ничего, мы это сейчас мигом…
Подкатив к заправочной станции, они убедились, однако, что «мигом» тут ничего не выйдет: семьдесят второго в продаже не было, и к единственной исправной колонке, отпускавшей шестьдесят шестой, выстроилась длиннейшая очередь Когда фиолетовый «конвертибль» занял место за надраенной голубой «Волгой» с московским номером и хромированным багажником на крыше, в заднем окне щегольской машины немедленно появились любопытные физиономии.
– Смотрите, завидуйте, – пробормотал Мамай, – это не то что ваше серийное убожество… Димка, ты сумеешь выжать сцепление и воткнуть первую скорость?
