Кинокава - страница 9
– Желаю хорошо отдохнуть.
То, что произошло потом, Хана помнила плохо. Впервые в жизни она осталась наедине с представителем противоположного пола, и для девушки строгого воспитания это уже само по себе стало серьезным психологическим потрясением. Тоёно перед расставанием подарила ей шкатулку, в которую вложила «весеннюю картинку» Утамаро,[22] сказав, что это амулет на счастье. Даже не вспомнив об этой картинке, Хана вся напряглась, когда муж заключил ее в объятия. Боль пронзила ее стрелой, и она прижала затылок к подголовнику, при этом не забыв позаботиться о том, чтобы не испортить сложную прическу. Что и говорить, незатейливое напутствие бабушки совершенно не помогло новобрачной, но она изо всех сил старалась не ударить в грязь лицом.
У самого Кэйсаку было слишком мало опыта общения с женщинами, чтобы подумать о чувствах Ханы. Он был всего лишь мужчиной двадцати шести лет, очарованным красотой своей невесты.
– Я так долго ждал! – прошептал Кэйсаку, излив на нее всю свою страсть.
Хана, которой строго-настрого приказали исполнять любое желание мужа и господина, молча сгорала со стыда. Прикрыв в темноте глаза, юная жена вознесла хвалу богам и бодхисаттвам за то, что сумела справиться с собой и муж не заметил ее неловкости.
В провинции Кии женщины, по обычаю, приходили поздравить невесту на следующее утро после свадьбы. На торжественном пиру, состоявшемся накануне, мужчины открыто разглядывали Хану, а та сидела опустив голову, и все гости слились для нее в безликую толпу. Теперь же она внимательно смотрела на каждую женщину, которую ей представляли, и старалась изо всех сил запомнить ее внешность и имя. Дамы были поражены умом и благовоспитанностью молодой супруги господина Матани.
После ухода одной из посетительниц Ясу, свекровь, обратилась к Хане со словами:
– Ее семья отделилась от нашей три поколения тому назад. Все младшие ветви носят фамилию Ханда; мы единственные Матани в Мусоте. Давным-давно, когда эта земля принадлежала храму Нэгоро, глава дома Матани стал одним из Ста богов-покровителей Нэгоро и семье была пожалована фамилия Тёфуку-ин, сокращенно Тёкуи.
Хана конечно же была в курсе родословной Матани, но, когда семейную историю рассказывает свекровь, она звучит совсем иначе. Тёкуи – в этом самурайском имени слышался отзвук седой старины; Хане трудно было представить, что род, удостоенный такой чести, пришел в упадок. Припомнив, как отец насмехался над Матани, называя их Мусота, Хана не смогла сдержать вздоха.
Женщины из младших ветвей семейства Кимото тоже пришли навестить новобрачную. Ma каждой было кимоно с мелким рисунком, как будто они заранее договорились одеться одинаково. Дамы сильно удивились, увидев, что Хана спокойно сидит рядом со свекровью, словно уже много лет прожила в этом доме.
– Госпожа Кимото не придет на торжество, – сказала хозяйка младшей ветви. Сославшись на свой преклонный возраст, Тоёно попросила ее передать внучке официальные поздравления.
Значит, Тоёно не собирается появиться завтра на званом обеде для женщин, даже несмотря на то, что присутствовать будут одни дамы…
– Прошу вас, передайте ей мои наилучшие пожелания, – поклонилась Хана.
Эти холодные вежливые слова любимой внучки Тоёно поразили не только хозяйку младшей ветви Кимото, но и свекровь Ханы. Не было бы ничего страшного, вырази Хана свое сожаление или печаль.
«Полагаю, из нее выйдет очень почтительная невестка… Она чрезвычайно мудра… Бабушка держала ее в строгости, знаете ли». Эти замечания в адрес Ханы высказывали дамы на торжестве. Сама новобрачная, облаченная в алое кимоно и желтовато-зеленую катагину