Заметив машину, он, видимо, распрощался, и отправился в их сторону. Лакс заметил шрам через весь лоб, уходивший за оправу очков.
– Здравствуйте, пациент Курбинчик, – улыбнулся Триколич, – Как самочувствие?
Курбинчик улыбнулся или скривился – для него это было одно и то же.
– Вы, один из немногих, кто не называет меня «господин следователь». Я в порядке, хотя в ушах иногда бывает звон. Но разве может не звинеть при такой жизни?
– Экологи бунтуют?
– Бунтуют и пикетируют. Но у них ничего не получится. Это известно даже им самим.
– Из-за завода на западной стороне?
– Конечно. Но ситуация такова, что им не на кого опереться. Лес нетронутый, дачников нет. Заповедник Мантейфеля на другой стороне и Апраксин сказал уже, что в это дело не полезет. Много статей в местной прессе: пишут об оживлении промышленности, расширении производств и о том, что Россия вперёд, скоро заживём счастливо. А для животных, по мнению, прессы, предусмотрены парки.
«Говорит, как протокол пишет, – подумал Лакс, вглядываясь в неподвижное лицо следователя, – Интересно, это у него от природы или профессиональное?»
– Да, со всех сторон обложили.
– Кроме того, я только что выяснил, что шансов у зелёных дьяволов не было с самого начала. Вам известно, кто один из основных акционеров?
– Войшкунес?
– Нет.
– Вильковский?
– Нет. Это Кинель, Олег Игоревич.
Триколич присвистнул.
– Да… если так, то всё решено. Он их даже есть не станет.
Курбинчик кивнул.
– Выборы через два месяца. Уже размещён заказ о печатати плакатов. Поэтому рассмотрения жалоб не будет. На это нет времени.
– Я, конечно, только коллега лечащего врача, – Триколич повернулся вбок, словно не хотел встречаться глазами, – и не могу советовать следователю. Но мне кажется, что с этими раскопками вы рискуете окончательно загнать себя в гроб. Я Кинеля знаю, как вы догадались, лично. Он очень адекватный человек и в нём нет ни капли отцовского хамства. Ловили бы преступников, пациент Курбинчик. Ведь это ваша работа.
– Кинель мне интересен, – Курбинчик ещё раз усмехнулся и пошёл обратно к протестующим. Разговор был закончен. Триколич снова завёл мотор.
– Следователь Курбинчик, – пояснил он Лаксу, когда они выехали обратно к трамвайным путям, – Бывший пациент. Не мой, к счастью. В прошлом году в райбольнице его с того света вытаскивали. Не верит никому и знает, что каждый в чём-то, да виноват. А сейчас играет последнюю партию. Этой осенью он сдаст дела и переквалифицируется в юридические консультанты.
– Устал бороться с коррупцией?
– Устал бороться с головой. Аутизм у него, – Триколич поджал губы, видимо, что-то вспомнив, – Пока лёгкий. Потом, быть может, шизофрения. Идеальный человек, чтобы цифры мучить и афёры распутывать. После операции серьёзно сдал и аттестацию уже не пройдёт. Привык человек смотреть на изнанку, так что лицо ему вообще не интересно. Но дело своё знает. Если не сдвинется окончательно – сам Кинель к нему за консультациями будет ходить. И это будет по-настоящему забавно.
Административный центр закончился и Лакс уже приготовился увидеть спальные районы. Но Кинополь оказался хитрее – сначала был ещё один мост, несколько небольших, ещё начала века заводиков со щербатыми кирпичными стенами, а потом побежали заборчики и домики частного сектора. Многоэтажные дома стояли поодаль, утренняя дымка превратила их в мираж. Потом частный сектор закончился – почти так же неожиданно, как и возник, – и улицу обступили стародавние жёлтые трёхэтажки с тенистыми дворами и магазинами на первом этаже. Лакс решил, что они почти приехали. И не ошибся.
