Кинжал мести - страница 23
Притчу о нищем и мухах Арсеньев рассматривал с точки зрения смены старост в своих деревнях. Он пришел к выводу, что притча не верна, ибо велика разница в природе животного – в данном случае насекомого – и человека.
«Известно, – говорил Арсеньев, – что животное лишнего не берет. Невозможно, например, заставить лошадь выпить воды больше, чем требует ее естество. Человек же – особенно когда дело доходит до хмельного зелья – не знает меры. То же самое касается денег и наживы – жадность, присущая человеку, здесь безгранична. Мало того, голодная муха сосет кровь совсем не так, как ворует староста или приказчик. Муха сразу сосет много и безудержно, а насытившись – меньше. Староста же сначала ворует понемногу, осторожно, побаиваясь и барина и Бога, а потом, убеждаясь в безнаказанности, – помногу и теряя всякий контроль над собой – уже совсем без удержу и без опаски. Из этого следует, что не всякая притча верна, а иной раз даже если и верна, то не ко всякому делу приложима».
Исходя из этих философских в основе своей соображений, Арсеньев часто менял старост, сгоняя их как мух с доходного места, и хозяйство его, если и не процветало, как у того же Протасова, но и не разваливалось, как, например, имение майора Нелимова. К тому же, увлекаясь охотой, Арсеньев часто посещал свои деревеньки и угодья, любил поговорить с крестьянами и таким образом более-менее знал, что творилось в его владениях. Крестьяне же, народ, в большинстве своем, сметливый и остроглазый не упускали случая указать барину на воровство и беззаконие его ставленников.
Само собой разумеется, многим хотелось бы заполучить Арсеньева в качестве жениха. Но ни у кого такой надежды не было, так как сам он – умудряясь никого тем не обидеть – в отношении невест открыто отдавал предпочтение семейству Холмских.
– Милая, божественная, Мария Алексеевна, – говорил он Холмской, – жестокосердная Судьба лишила меня счастья стать соискателем руки вашей, но Судьба-негодница решила исправиться, давая возможность надеяться обрести в лице вашем замечательную тещу.
Ах, если бы Холмской быть чуть моложе! Хотя бы всего лет на пять… Ну да к чему мечты… При трех дочерях, да еще старшая в Петербурге, а младший сын в Москве… Нет, конечно, это невозможно… Хотя… И все же нет… «Улетела пташечка в дальние края. Унеслася молодость ясная моя…» – как пел Михал Михалыч Собственной Персоной…
Арсеньев играл на гитаре и исполнял на манер цыган такие трогательные песни, что, право, никакой женщине не устоять бы перед ним… Ах, как у него бесподобно получалась и та же «Пташечка», и «Жалобно стонет ветер осенний, листья кружатся поблекшие», и «Стонет сизый голубочек». Нет, конечно же, нет… Действительно, если ей сбросить лет пять… Ну да как их сбросить? Нет, нет. Дочери – другое дело…
Несомненно, Арсеньев был первым женихом в округе. Не считая, понятное дело, Александра Нелимова. Хотя, что Нелимов? Во-первых, он во власти Старухи, княгини Тверской, и назначен ею племяннице своей Поленьке… Во-вторых, он еще очень молод, и имение их разорено совершенно…
Добавлю от автора, что, в-третьих, Александр Нелимов почти что донжуан, число его романов и связей – впрочем тайных и пока еще не скандальных – говорит о многом и кого-то привлекает, а кому-то служит предостережением. И к тому же Александра ожидают впереди приключения, опасные и рискованные, совсем не способствующие мирной семейной жизни и ровному горению уютного семейного очага.