Привыкнув к наслаждению, такой невиданной ранее красоты почерка, я решился на более близкое знакомство, и принялся за чтение, не переставая любоваться удивительной стройностью слов.
Слова! О какие это были слова! Квинтэссенция обольщения! Она рассказывала, о своей трепетной любви к балету. О хрупких примах, с кремневым характером. О том, что восхищало её в них. Упоминала, о своей нежной дружбе с Колосовой, и своем знакомстве с будущим мужем. О, какая это была удивительная женщина! Она бережно описывала воспоминания о тайном поклоннике, её, уже не юной красоты. О трепетном неведении, о нём, таком, так и не пойманном, и не узнанном.
Она писала: «Я чувствовала его за спиной. Чувствовала всей кожей. Он знал это, и улучив момент, легко дул мне на шею и исчезал, до того как я могла обернуться».
Я перечитывал это откровение и удивлялся тому, как она, в преклонных годах, хранила в памяти эти события в деталях. Я был пленён ее тайнами! Они мне снились, или вовсе не давали спать. И тогда, я возвращался к ним, снова и снова. И любовался, любовался её завитками, и её такими редкими помарками, которые она так густо штриховала в клетку. Читая, я гладил, пожелтевшие страницы дневника, словно, это и были, её тонкие, пальцы. Я знал, знал, что она превосходна во всем! Она была идеалом женственности, мудрости и решительности! И, я помнил, помнил запах её кожи! И, я винил себя, за то что, так и не нашелся, представиться ей. Я был слишком, моложе, я робел, что это испортит ей жизнь.
