Вани нет… Он не спасёт меня. Это не может случиться со мной. Ни за что…
И пока пьяные липкие руки шарят по моему безвольному телу, оформившаяся, чёткая мысль с жёсткими краями прорезает мой мозг: это ни за что не случится со мной.
– Ну что сучка, думала, этого никогда не случится? – хрипло шепчет в ухо мой отчим, и, как ни странно, его голос придаёт мне сил.
Словно будет меня ото сна. Возвращает из забытия. Я концентрируюсь на ощущениях и чувствую под подушечками пальцев шершавый пол. Грязный. Провожу по нему, и пыль собирается на моей коже катышками.
– Сейчас ты своё получишь, – уже совсем плохо соображая, бормочет Гена, пока пытается расстегнуть тугую молнию на моих джинсах.
Да будет благословен тот человек, который придумал молнии! Надо будет узнать, кстати, кто это, – так некстати вертится у меня мысль в голове.
– Ну что, где твой паскудный братец? Свалил… – удовлетворённо, с придыханием шепчет отчим, всё ещё сражаясь с замком, а мои пальцы утыкаются во что-то твёрдое. Прохладное.
Банка! Мой стеклянный банк. Ну что же, Кира, решайся, – твёрдо произносит внутри меня чей-то голос. И я обхватываю ладонью округлый скользкий бок, всё ещё сомневаясь, всё ещё опасаясь последствий.
Последствий, которые изменят навсегда мою жизнь.
Но молния наконец-то сдаётся под пьяными пальцами Гены, ползёт вниз и открывает конвертик моего лобка.
Мужчина резким движением сдёргивает вниз мои джинсы, и в то же мгновение я со всей своей силой обрушиваю на его голову удар.
Банка разбивается, и я вижу удивлённый взгляд моего отчима. Недолго, сотую долю секунды, а потом весь мой мир и моё лицо заливает тёплая кровь. Вперемешку с осколками. И я отталкиваю от себя это омерзительное безжизненное тело.
Поднимаюсь на ноги. Под которыми безвольным мешком валяется Гена. Адреналин всё ещё бушует во мне и не даёт мне времени на раздумья. У меня пока нет сил бояться и размышлять.
Я даже не хочу приближаться к отчиму и проверять, дышит он ещё или нет. Для меня он всё равно уже умер. Я знаю одно: мне здесь не место. И мне надо отсюда уходить, как можно скорее. Все остальные действия делаю словно во сне, на автомате, как будто кто-то другой хладнокровно и расчётливо руководит моим телом.
Задвигаю на место злосчастную половицу, так, чтобы не было заметно никаких следов, и, встав на колени, собираю окровавленные осколки в кучку, оглядываюсь и хватаю какой-то пакет, валяющийся тут же, на полу. Складываю всё в него. Иду в ванную и пугаюсь, когда вижу в зеркале своё отражение. Надо умыться.
И я снимаю с себя всю свою одежду и складываю её в тот же пакет, к осколкам. Забираюсь в ванную и включаю воду. Смываю с себя всю кровь и вижу, как красные струи, огибая мои растопыренные пальцы, утекают в сливное отверстие. Жду, когда они порозовеют, и только когда вода становится полностью прозрачной, выключаю душ.
Вытираюсь насухо полотенцем, и вытираю им все капли вокруг. Складываю и полотенце в пакет к остальным вещам.
Возвращаюсь в свою спальню и, брезгливо переступая через неподвижное тело, достаю из шкафа свежую футболку и джинсы. Бельё. Натягиваю всё на себя. Пару минут размышляю, что же мне ещё надо взять с собой. Но понимаю, что у меня ничего нет. Мне нечего брать в мою новую иную жизнь.
Хотя нет: отодвигаю ящик стола и достаю свой загранпаспорт, который я предусмотрительно сделала на случай, когда я наконец-то смогу поехать куда-нибудь заграницу.
