– Война пришла, – сказала Космея, прикуривая очередную сигарету. – Будет весело.
Кира не могла успокоиться, хотя и старалась спрятаться от, равнодушной до изумления, курильщицы. Космея сделала несколько резких шагов вперёд и наклонилась, грубо схватив Киру за шею.
– Вставай. Поднимайся! – завопила она, протягивая свою чёрную руку.
Кира рефлекторно схватилась за её руку, и поднялась на ноги, взглянув ей прямо в глаза. Курильщица провела дряблыми пальцами по её щекам, словно сняв детский румянец:
– И не смей рыдать. Чтобы я больше не видела слёз на твоих щеках, – воодушевлённо и храбро произнесла она.
Кира подняла глаза, взглянув на повешенных родителей:
– Нужно похоронить их.
– Похорони, если видишь в этом смысл. Мёртвым не нужны почести, они нужны лишь живым.
Космея вытащила из-под плаща скромную бутылочку с маслом и вложила её в руку Киры:
– Лучше сожги, чтобы ни черви, ни стервятники, ни псы, не добрались до их тел.
Кира взглянула на, плавно переливающееся, масло. Её рука дрожала, горечь потери казалась невыносимой, но надменная самоуверенность Космеи передавалась, словно морозная буря. Бутыль ловко откупорилась, едва Кира потянула за мягкую пробку. Она облила тела матери и отца, вылив всё до последней капли, и, схватив уже потухший, но ещё искрившийся, факел, поднесла к почернелым столбам. Тела родителей моментально вспыхнули синим пламенем, заставив Киру попятиться назад. Это явно было необычное масло, но её это слабо волновало. В холодных зелёных глазах искрился огонь. Вся её жизнь сгорала на двух забитых колах, на обрушенных крышах домов, на изувеченных телах, на унесённом, уже забытом, запахе хлеба.
Кира не успела опомниться, как солнце начало заваливаться за горизонт, едва просвечиваясь сквозь толщи дыма и туч. Слёзы испарились с её бледного лица вместе с диким пламенем. В ней не осталось ни боли, ни жалости, ни страха, лишь злоба и хладнокровие, окутавшие все её мысли. Решительное, запутанное чувство мести, которое хотелось утолить, в которое хотелось погрузиться всё сильнее. Оно дурманило, словно крепкое вино, и вызывало неутолимую жажду. Космея, будто вновь появилась из ниоткуда и бросила перед ней идеально сложённою стопку одежды, которая источала странный аромат серы.
– Переоденься. Негоже садиться на коня в обгаженном платье.
Кира осмотрела себя. Её внешний вид и правда оставлял желать лучшего. Мокрые, жёлтые концы голубого платья, грязные башмаки и отталкивающий запах пота, крови и гари.
– На коня?
– Ну, можешь остаться здесь если хочешь. Среди пепелища и дерьма. Или отправиться со мной на север.
– Что там, на севере?
– Война, – с ухмылкой промолвила Космея.
Кира переоделась. Коричневого оттенка штаны, чёрные высокие сапоги с плоской подошвой, того же цвета рубашка, явно мужская, и ремень с, закреплёнными для клинков, ножнами. Она подняла короткий отцовский клинок. Лезвие продолжало чарующе блистать серебристой отделкой. На острие всё ещё виднелись алые капельки крови, что напоминали о, чудом минувшей, смерти. Кира спрятала клинок за пояс и подошла к Космее, которая поглаживала гнедого коня, облачённого в алланарские доспехи.
– Где ты его взяла? – спросила Кира.
– Убила аллана и забрала у него коня. Очевидно же. На тебе, кстати, его рубашка.
Космея умело запрыгнула на лошадь и протянула руку. Ленн схватилась и с трудом уселась сзади. Она впервые сидела верхом на коне и чувствовала, как её ноги нервно трясутся. Жеребец казался чрезмерно высоким, а его агрессивный, вспыльчивый нрав ощущался всем телом.
