Костя посмотрел на часы. …И что?.. Начальство не опаздывает – начальство задерживается…
– Привет, – распахнув дверь, он махнул Юле, как всегда уткнувшейся в монитор, – все у нас в порядке?
– Да, – она вскинула голову и замерла. Это выглядело настолько претенциозно, что Костя решил – …больше, чем «да», ей пошло бы «так точно, сэр!»…
– И чего ты перепугалась? – Костя улыбнулся, – я разве сказал что-то страшное?
– Нет, – ни один мускул не дрогнул на её настороженном лице, – вот, если хотите, справка за вчерашний день…
– Не хочу. А где эта «стрекоза»? – Костя указал на пустующий Ленин стул.
– Звонила, что задержится. У неё ребёнок приболел.
– Ясно, – Костя прошёл в кабинет и закрыл за собой дверь. Подойдя к столу, мельком взглянул на письмо, которое вчера начал писать одному из заказчиков – им, видите ли, не понравилось качество печати!.. …А чего они хотят, если прислали своё дерьмовое клише, и краску заказали самую дешёвую?.. Таких надо раз и навсегда ставить на место!.. – правда, текст письма ещё не сложился в голове, поэтому Костя отошёл к окну и задумчиво уставился на блестевшие в солнечных лучах разноцветные крыши машин; на людей, тесной стайкой переходящих улицу. С высоты все они казались игрушечными, и Косте нравился этот ракурс – …можно взять любого, посадить себе на ладонь и… а лучше катнуть одним пальцем какой-нибудь крутой джип, и пусть эти лилипуты догоняют его… Взгляд сместился дальше, к зданию больницы, проглядывавшему бурой крышей среди золота листвы. Дворник в оранжевом жилете мел дорожку, нарушая лирический настрой. …В лесу сейчас здорово, небось!.. Костя попытался представить картинку, но перед мысленным взором почему-то возник телевизионный экран, на котором львица гналась по саванне за стадом антилоп. Стало грустно, оттого, что он забыл, как выглядит настоящий лес, и вся жизнь заключена в «ящике».
Вернувшись к столу, Костя уселся в кресло. …Так… Уважаемый Пётр Борисович… Какой, на хрен, «уважаемый»? Козел он… Отложил ручку и вновь уставился в окно.
– Можно? – в дверь просунулась голова Лены.
– Заходи-заходи; сейчас мы дадим тебе тумаков… – Костя неизвестно к чему вспомнил Киплинга и подумал, насколько это интереснее, чем письмо какому-то придурку, владевшему пельменным цехом.
– За что? – Лена остановилась, обиженно надув губки. При этом было заметно, с каким трудом она сдерживает улыбку.
– Ты почему приходишь позже шефа?
– Константин Андреевич, я ж предупредила. Мне Ксюшку надо было врачу показать. Горло у неё всё красное.
– Значит, вечером задержишься, – Костя хитро прищурился.
– Ага, – девушка кивнула, отчего волосы упали на лицо, сразу сделав её облик неофициальным.
– А теперь иди и трудись на благо родины, – Костя развернул менеджера по продажам к двери и звонко шлёпнул по обтянутому мини-юбкой заду.
– Константин Андреевич!.. Больно ведь…
– А кто ещё тебя воспитывать будет? – Костя засмеялся, а Лена, нарушая все правила корпоративной этики, показала шефу язычок и вышла, демонстративно играя бёдрами.
…Вот, вертихвостка, — Костя в ответ покачал головой, – немудрено, что от неё муж сбежал… Нет! Жена должна быть, как Машка, а таких девочек надо иметь на стороне… – он снова опустил взгляд к столу, – так, блин, уважаемый Александр Борисович… пропади ты пропадом со своими пельменями…
*
За десять минут до начала рабочего дня Маша вошла в торговый зал. Своими размерами он явно не соответствовал громкому названию «Супермаркет», которое значилось на вывеске. В сорокаметровой комнате вдоль стены стояли стеклянные витрины с банками краски, похожими на ведра, и пакетами, пестрящими иностранными буквами (Маша долго учила, в каких из них находятся шпатлёвки, в каких клеи, а в каких сухие смеси); с отдельной стены свешивались разноцветные языки обоев; рядом пестрели квадратики плитки и ещё много всяких красивых импортных штучек, а в дальнем углу, над блестящей коричневой стойкой, к которой совершенно не подходило слово «прилавок», возвышались Машин компьютер и кассовый аппарат, за которым уже сидела Таня и так старательно выводила контур губ, будто это произведение живописи претендовало на место в Лувре.
