— Что происходит? — подбежал укрытый веселенькой клеенкой Ромка. Такими были застелены столики в столовой — ярко-желтые розы с зелеными листочками.
— Надо сказать ребятам, кто там остался… Дамбу размыло.
— Там Мика и Регина, если не считать пропавшего Дэна.
— А остальные парни что — уехали?! — закричал Кайсаров. Он почему-то был уверен, что девчонок затолкают в автобус в первую очередь.
— Ну да… — растерялся Роман. — Там разбираться было некогда… Мы с Микой вещи подавали, а Регина сразу сказала, что останется Дэна дожидаться. Я её пытался убеждать, но она ни в какую, а потом уже поздно было, машина ушла. И мы же не на тонущем корабле оставались, водитель говорил, что вернется!
— Вернется!.. — Кайсаров бессильно выругался. Одно дело во время катаклизма остаться с крепкими парнями, и совсем другое — с двумя девицами, одна из которых едва до плеча ему достает и которую соплей перешибить можно. И все потому, что не успел сам проконтролировать, на Ромку понадеялся!
В столовую они оба вернулись насквозь промокшими и злыми.
Мика молча сидела в одном углу, а Регина в другом. Она неспешно доедала печеное яблоко, которых после завтрака сталось достаточно много. Разложенные на блюдцах и похожие на коричневые мумии, они казались воплощением уныния. В деревянных рамах дребезжали стекла, по полу кое-где уже текли ручейки дождевой воды.
***
Не успел Савелий в монастырь золото отнести. Когда возвращался из Георгиевки домой в Кутьевск, вылетел навстречу шальной «браток» на потрепанном «Мерседесе», и зацепил его новенькую «Ниву». «Мерс» — в лепешку о сосну, а Савелий с тяжелыми травмами и переломом позвоночника — в реанимацию. Организм крепкий оказался, только поэтому на тот свет сразу не отправился. И первым делом, когда в себя пришел и в палату родственников пустили, велел жене дать поговорить с сыном наедине.
Слушал Семен отцовский рассказ, открыв рот. Нет, о пращуре своем он и раньше был наслышан. Но это же такая древность, такая старина... Кистени всякие, берданки, разбойники.
А вон оно что оказывается.
— Ты помнишь то место, Сёмка? — шептал отец. — Помнишь?
— Батя, кое-что я помню, — осторожно отвечал двадцатилетний Семен. — Там ещё камни лежат, вроде?
— Да нет там никаких камней! — сердился Савелий. — За овражком это, если от Георгиевки не напрямик к реке идти, а наискосок, по просеке — наперерез дороге к городу. Понял?
— Понял. — Семен и вправду начал что-то вспоминать — как повел отец его вроде как за грибами, а сам шагал быстро, игнорируя и выводки опят на пеньках, и даже огромные нахально красующиеся подосиновики. Пришли они в какой-то медвежий угол, и стал Савелий подробно объяснять, как отыскать это место в случае чего. А вот про сам случай, как ни спрашивал Семка, так ничего толком и не сказал. Было это лет пять, а то и шесть назад, да разве упомнит все подробности городской мальчишка.
— Там ещё сосна кривая росла, одна ветка словно лук изогнута! Ну, вспомнил?
А вот сосну Семка почему-то помнил. Может оттого, что долго стоял под ней отец и словно что-то высматривал в корнях, а потом вздохнул и отошел.
— Там оно и лежит… под сосной закопано.
— Что лежит? — не понял парень.
— Золото монастырское, то самое. Твои деды-прадеды его не тронули, завещали обратно в монастырь вернуть. Сами не могли — в разоре обитель была. Я хотел снести, да теперь уж вряд ли. Так что твой черед. Не подведешь?
