А запало в черепушку потому, что сам такой, как и другие, только не признаюсь с такой же откровенностью, как гуманитарий за бутылкой водки.
Почему и в сингловых давно перешёл на рилтаймовые стратегии, надоело бегать с мечом или автоматом по руинам и выполнять чьи-то приказы. Человек в моём возрасте и с моим жизненным опытом должен сам командовать, посылать в атаку, успевать снабжать провизией и патронами, обеспечивать поддержку с воздуха, будь это самолёты, вертолёты или драконы, и вообще рулить миром, так как жизненный опыт удерживает от массы ошибок, пусть и не от всех.
А потом и вообще перешёл к созданию игр, сперва мелких, скрафченных в одиночку, потом собрал группку таких же энтузиастов, и вот уже несколько лет вполне успешно, хоть и не очень, живём за счёт работы, которую не нужно принуждать себя делать, всё-таки клепать баймы приятнее, чем асфальт укладывать.
Невдалый вошёл в мой кабинет, как в свой, взглянул на меня так, что я ощутил неловкость и чуть ли не стал проверять тайком пальцем, не расстёгнута ли у меня молния на джинсах.
– Привет, шеф, – сказал он басом. – Видишь, я уже привыкаю тебя величать его величеством.
– Новости? – спросил я. – Садись, рассказывай.
Он отмахнулся.
– Некогда. Вчера переговорил с Кологривцем.
– И, – проговорил я сразу осипшим голосом, – как?
– Да так, – ответил он безразлично, – попенял мне, что не хожу на встречи одноклассников. Сам же, гад, понимает, почему не хожу и почему ходит он!
Я спросил сдавленным голосом:
– Погоди… А насчёт моей встречи с ним для разговора…
Он поморщился.
– Сказал.
– И как?
– Он сперва обещал принять…
Он сделал длинную паузу, я спросил упавшим голосом:
– Отказал?
– Не совсем, – уточнил он. – Решил вдруг лично заехать в нашу фирму для большей, как он сказал, понимаемости тех, в кого теоретически можно вложить деньги.
Я откинулся на спинку кресла, теперь и оно показалось чужим и неуютным.
– Облом, – сказал я в безнадёге, – увидит наш свинарник, сразу развернётся и отбудет.
Он хмыкнул, довольный и сытый, словно только что пообедал в «Лукулле».
– Впервые, что ли?.. Но живы и не голодаем.
– Разве мы всё ещё в социализме?
– Шеф, – сказал он серьёзно, – неважно, сколько раз ты падал. Главное, всякий раз вставал, за что тебе честь и даже уважуха! И прёшь рогами ветру и солнцу навстречу. Верь, взойдёт она.
– А если не взойдёт?
– Сами зажжём-с. Термояд же зажгли? Правда, не мы. На какое время договариваться?
Я отмахнулся.
– Не будем прикидываться толстыми и важными, всё равно не получится. Это же мы денег просим, а не он?
– Хорошо, – произнёс он небрежно. – Скажу, что готовы к контактам в любое время?
– Идёт, – ответил я тяжёлым голосом. – Пусть будет, что будет.
Как только он вышел, я торопливо выдвинул нижний ящик стола, это в верхнем у меня флешки и всё такое, а в нижнем таблетки, пилюли и даже разнокалиберные ампулы под шприцы разного размера.
К инъекциям стараюсь прибегать только при острой необходимости, но сегодня хоть ещё и не предынфарктное состояние, но впереди слишком важный разговор, надо быть в лучшей форме, какая на сегодня возможна.
После шести кубиков генадизинепама в вену опустил рукава, чтобы скрыть пластырь на сгибе локтя, вышел в коридор, бодрый и злой, как муха в августе.
Все по своим норам, никто от работы не прячется, с палкой ходить необязательно, всё-таки как здорово, когда подбираются люди, которым нравится то, чем занимаются. И как редко такое бывает…
