– Так ты увидел кита?
– Огромная черная тень пронеслась мимо меня, когда я уже начал тонуть. А потом я увидел его глаз.
– Что было дальше?
– Это все, что я помню.
– Насколько далеко ты был от берега?
– Я не помню. Примерно в четверти мили. – Джо улыбнулся собеседнику. – Я действительно не самоубийца, доктор Букс. И я не сумасшедший. Возможно, вы были правы, когда сказали, что я немного… импульсивный. Я слишком молод, чтобы умирать. Тем более я дал обещание, которое обязан сдержать.
– Обещание? – Букс взглянул на Джо поверх стакана. – Какого рода?
– Это не так важно. Совсем не важно. Но это обещание заставляет меня жить дальше, иначе я его нарушу.
– Понятно. – Мужчины задумались о чем-то своем, как часто происходит у тех, кто пьет по ночам. – У меня когда-то была жена, – произнес доктор после долгой паузы.
– Она… умерла?
Букс вздохнул.
– Нет. Она все еще жива, насколько я знаю. Просто не смогла здесь жить. Она более десяти лет провела со мной в этой деревне. Уехала тридцать девять лет назад. Все, что я теперь о ней знаю, так это то, что она живет во Флитвуде с лесничим. Прекрасный синоним для простого дровосека.
– Мне очень жаль, – сказал Джо.
– Не стоит извиняться. Я просто рассказал, чтобы ты знал. Я живу уединенной жизнью, которая идет своим чередом.
– У вас есть дети?
– Сын. Он вдвое старше тебя, но я его почти не видел. Сейчас ты живешь в его комнате.
– Благодарю.
– Она набрала камней и положила их в карманы, – внезапно сказал Букс.
– Кто это сделал?
– Вирджиния Вульф.
– Ага.
– И на этой ноте. – Букс допил свой напиток. – Я думаю, мы должны пойти спать.
8
Короткая позиция по эстонской стали
Рабочие столы на пятом этаже «Инвестиционного Банка Лэйн и Кауфман» были сделаны из стекла. Это было частью футуристического дизайна. Экраны с торговыми котировками являли собой монолитную стену из чистого стекла, а экран с биржевыми котировками, на котором отображались показатели и предупреждения, висел прямо над прозрачными столами работников, поэтому никто не смог бы пропустить ни малейшей детали о состоянии дневных торгов. Цифровые счетчики извещали о колебаниях цен на акции. Каждый раз когда прибыль превышала десять тысяч фунтов стерлинга, раздавался мягкий ласковый звук, а об аналогичных убытках сообщал резкий неприятный писк, похожий на крик раненой совы. В удачные дни голоса трейдеров сливались с ритмичными писками «бип-бип-бип» – звуками растущей прибыли, кто-то даже присвистывал, глядя на количество нулей, которые появлялись на экранах в режиме реального времени. «Мы заработали почти пятьсот тысяч», – говорила Джейн Ковердэйл, а ей радостно отвечали: «Да!» Звонили телефоны и сотрудники выкрикивали в них цифры. Их лица светились, зубы блестели.
В неудачные дни кричащая сова преследовала всех работников, словно злобный дух. «Черт!» – кричала Джейн Ковердэйл, когда убытки переваливали за очередную сотню тысяч. «Так, ребята, соберитесь. – Она пыталась воодушевить встревоженных людей. – Нью-Йорк открывается через двадцать минут, готовьтесь отыграться». В такие дни лица работников напоминали застывшие лица статуй. Они растерянно кидали телефонные трубки на стеклянные столешницы рабочих столов и принимались что-то гневно настукивать на клавиатурах. Пронзительный визг! Минус десять тысяч. Еще один подобный звук – еще минус десять тысяч. «Так, давайте откажемся от компании Canadian Solar. Я не доверяю этому. Переключаемся на морские перевозки. Кто-нибудь, двадцать миллионов на компанию Olsen Sea Freight. Игра на понижение по Microsoft. Шортим Phillips. Шорт по IBM».
