В девятнадцать лет Гриша ушёл из отцовского дома. Сводный брат по каким-то своим соображениям не посвятил его в особенности биографии их отца. Но и без этой информации Гриша с раннего детства с трудом выносил постоянное бульдозерное давление, с которым отец пытался строить сыновью жизнь согласно своим представлениям. Когда охрана с шести лет возила его на теннис, он не протестовал, хотя с большим удовольствием играл бы в баскетбол. Когда отец заставил его носить очки с сильными диоптриями для уклонения от армии, он подчинился, хотя не видел ничего страшного в службе. К тому же с хорошей игрой на ударных инструментах он заручился тогда согласием знакомого дирижёра на зачисление в оркестр Черноморского флота.
Но, когда отец объявил, что Гриша должен идти в экономику для продолжения святого дела семейного бизнеса, сын порвал связи, устроился сначала санитаром в больницу, потом помощником к богатому инвалиду Барскому, который, как и Гриша со своими диоптриями, инвалидом оказался ложным. Это выяснилось позже, а пока Гриша честно трудился и был спокойным, надёжным и добросовестным помощником. Жили они вдвоём в особняке Барского, где в подвале была оборудована настоящая студия с полным комплектом ударных инструментов.
Более года назад брат Слава убил их общего отца в надежде завладеть крупным наследством. Молодая отцова жена Виктория быстренько смылась, прихватив платиновую кредитку убиенного, и обещала вернуться с адвокатами.
Гибель родного отца от рук собственного сына и брата подействовала на Гришу как нокдаун. Он остался с Ниной Марковной в огромном доме с не осознанным ещё богатством. Он не мог понять, принять, поверить в реальность случившегося, но вместе с тем порядочность, надёжность и рассудительность, а также поддержка почти родной бабушки позволили ему не раскиснуть. Гриша довольно быстро собрался, пригласил через единственного знакомого ему из отцовской империи Саврасова ключевые фигуры: вице-президента по экономике и главного юрисконсульта – велел им пока продолжать намеченное и не делать резких движений.
При этом разговоре Нина Марковна добавила: «Не вздумайте фестивалить! Я вас как облупленных знаю, а вы – меня. Церемониться не стану, мигом за Антошкой пойдёте! Ты, Саврасов, головой отвечаешь за порядок, а я уж за тобой послежу…»
Потом она сделала пару звонков, наняла репетиторов, и вскоре Гриша поступил в ВШЭ на платное отделение. Так в его жизни произошёл второй крутой поворот.
* * *
– Извини, ты Каледин? – У выхода Гришу остановил худощавый парень в очках и аккуратном костюмчике. На вид ему было под тридцать, он смотрел на высокого студента строго и пристально.
– Я Каледин, а вы кто?
– А я аспирант Головин Евгений, можно Женя. Да ты не напрягайся, я по простому делу…
– Чего это мне напрягаться? По простому, по сложному – мне всё равно. Чем обязан?
– Самостоятельный… это хорошо, – неожиданно оживился Женя. – На курсе сказали: ты на ударных играешь.
– Поигрываю, – в тон ответил Гриша. – А ты что, в оркестр меня пригласить хочешь?
– Ну уж, положим, не в состав, он у нас несколько лет не меняется. А попросил бы тебя сыграть пару вечеров, пока наш ударник вернётся.
– И на этом спасибо! С удовольствием поиграю. – Гриша сразу проникся симпатией к творческому аспиранту. – А ты на чём играешь?
– Играл на саксе-альтушке, теперь я в группе вроде как импресарио…
