– Ни хера себе! – сказали русские грузчики. – Ебаный американец!
– What did they say? (Что они сказали?) – подозрительно спросил Винсент у Александры.
– Oh, nothing! (О, ничего!) – ответила она. – Они говорят: какая прекрасная американская машина.
Робин посмотрел на нее и усмехнулся: он понял, что сказали русские грузчики, ведь это и был «The Real Russian Tolstoy Never Used».
А на следующий день в Москве, как по заказу, установилась замечательная солнечная погода с легким и даже приятным морозцем. Юрий Болотников и Георгий Брух наперебой демонстрировали гостям российскую столицу. Они возили их на Воробьевы горы… по Новому и Старому Арбату… по Тверской… Водили по царским хоромам в Кремлевском дворце… Кормили в «Царской охоте», в ресторане Дома писателей и в китайской «Пенте»… Хвастались «Макдоналдсом» на Тверской и своими офисами на Манежной площади и на Ильинке… Предложили под «Рос-Ам сэйф уэй» двухэтажный особняк на Пречистенке, бывший Дом политпросвещения работников мукомольной промышленности – с большим залом, деревянной пристройкой и удобным двором для сооружения мастерских и гаража… И поселили напротив Кремля, в лучшем московском отеле «Националь», в «люксе» на пятом этаже рядом с плавательным бассейном и гимнастическим залом…
Винсент цвел и каждый вечер звонил жене в Лос-Анджелес, рассказывал об этом королевском приеме. Жена у него была из обнищавшего флорентийского графского рода и презирала себя за брак с этим сицилийским «парвеню», а Винсент всю жизнь старался успехами в бизнесе компенсировать в ее глазах свое плебейское происхождение и то физическое охлаждение, которое установилось меж ними давным-давно, сразу после рождения их третьего сына, и оба они знали почему: три беременности прибавили Корделии сто сорок паундов, которые она поленилась сбросить. «Ради чего? – говорила она. – Чтобы родить еще одного бандита? Боже мой, на кого я потратила свою молодость! Разве ты способен обеспечить детям приличную жизнь? Отнять жизнь – вот на что ты способен! Да, ты отнял у меня жизнь! Чтоб они взорвались, все твои mafioso merdoso[1], и ты вместе с ними!» Но Винсент прощал ее, ведь она подарила ему трех сыновей, трех! А уж сделать из них адвокатов с дипломами Корнеллского университета – это дело его, Винсента, чести!..
Тем временем Робин отходил от своих страхов перед Россией, вживался в непривычную для него роль важной персоны и привыкал к обращению «мистер Палски» вместо обычного «Робин». С любопытством инопланетянина, чудом совершившего мягкую посадку на враждебной планете, он впитывал теперь все, что видел из окон машины и отеля: темную одежду этих русских… их руки, постоянно оттянутые какими-то сумками… бесчисленные уличные киоски с водкой «Ройял» и коньяком «Метакса»… огромное количество молодых парней в камуфляже… ряды нищих женщин, торгующих у станций метро самым немыслимым барахлом – от пачки «Мальборо» и палки колбасы до котят и щенков… снова солдат с оружием… девчонок, на морозе слизывающих мороженое… «Мерседесы», «БМВ», «вольво» и «форды», с сиренами и мигалками летящие по центральным улицам… и реклама «Мальборо» и кока-колы на перекрестках…
Как и всех новоприбывших иностранцев, Москва пугала Робина и Винсента обилием курящих и вооруженными патрулями на улицах, угнетала нищетой детей, клянчивших деньги в подземных переходах, и дразнила обилием «мерседесов» и ночных казино…
