Как ни странно, операция с первой же взяткой прошла у Робина блестяще: он молча подал в окошко № 3 те же документы и незапечатанный конверт с деньгами, красавица Боттичелли тут же вскрыла конверт, пересчитала деньги и, не глядя на взмокшего от страха Робина, сказала негромко:
– Еще пятьдесят…
Но Робин не знал этих слов и лишь улыбнулся бессильно.
Она подняла на него глаза, враз определила в нем иностранца и сказала с чистеньким английским произношением:
– Another fifty.
Робин выгреб из кармана все, что у него было – две десятки и пятерку. И жестами показал, что больше у него нет ни цента.
– O’kay, – сказала «Боттичелли», легким жестом сбросила деньги в ящик и стала не глядя штамповать документы жирным чернильным штампом, говоря куда-то в глубь комнаты: – Во блин! Уже кто только сюда не едет! Черные, немые! Медом тут у нас намазано! – И подала Робину какую-то квитанцию. – O’kay, sir! Go to the «SberBank» on Miasnitskaya street and pay ten thousand dollars. Take a receipt and come back at Thursday… (Ладно, сэр. Идите в Сбербанк на Мясницкую улицу и уплатите десять тысяч долларов. Возьмите квитанцию и возвращайтесь в четверг.)
Робин в изумлении открыл рот.
– What? – спросила «Боттичелли».
Он в ужасе показал на пальцах:
«ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ?????»
– Sure. Ну да, это стандартная пошлина, – сказала «Боттичелли», но все-таки улыбнулась, увидев искреннее отчаяние на его лице: – All right, я дам вам скидку на переводе ваших документов. – И снова повернулась в глубину комнаты: – Катя, ты переведешь ему за сотню, налом? Иди глянь: он хоть и немой, но без кольца. И выглядит как холостой…
Из глубины комнаты выплыла еще одна красавица в духе пышных дев с полотен Рембрандта. Она лениво глянула на Робина и кивнула «Боттичелли»:
– О’кей. Сотню налом. И возьми его себе.
Под строительными лесами маляров, которые закапали Робину дубленку желтой краской, он горохом скатился по деревянной лестнице на улицу, где его ждали Винсент и Александра.
– Что? – закричал Винсент. – Десять тысяч только за то, чтобы инкорпорировать бизнес? Na huy! Мы уезжаем!
«Плюс еще сто за перевод», – жестами показал Робин.
– No! To yobani mat! Я сказал тебе: мы уезжаем! К черту такой бизнес! – Винсент шел по улице, так громко матерясь по-русски, что прохожие оборачивались на него с радушной улыбкой. И в китайском ресторане, что на бывшей улице Маркса-Энгельса по соседству с храмом Христа Спасителя и напротив Ленинской библиотеки, заплатив кассирше-Белоснежке по семнадцать долларов за ничтожные порции какой-то еды, Винсент продолжал: – Посмотри на эту еду! На эту порцию! Это называется китайский ресторан? В китайском ресторане должно быть много еды и дешево! Смотри на эти ебаные креветки! Это же блохи! Семнадцать долларов за семь блох! Они и на вкус – блохи! – Он брезгливо доел свою порцию и удивленно развел руками: – Я не наелся! Нет, правда! Я заплатил семнадцать ебаных долларов и ни хрена не наелся! Как мы можем заработать тут деньги, Робин, когда тут все так дорого? Ты, Алекс, сколько ты зарабатываешь?
«Алексом» он с некоторых пор стал звать Александру, как бы подчеркивая свой настрой не признавать в ней женщину, несмотря на обручальное колечко на ее руке.
– Я не ем в ресторанах, – уклончиво ответила Александра.
– О’кей, еще одна вещь, Алекс, – сказал Винсент. – Посмотри вокруг. Рабочее время, а на улице тысячи людей. Но – ни одной красивой бабы! Я не говорю о тебе, конечно. Но все остальные какие-то уродки и одеты ужасно. А стоит войти в любой офис – сплошные Барби! Любая секретарша – просто Мелани Гриффит! И даже эта продавщица – настоящая Белоснежка. Это странно – все красивые курочки у вас работают, а уродки гуляют! Мне кажется, у нас наоборот. А, Робин? Или я уже забыл?
