III
Сай заложил резкий поворот, раздвинув края ущелья, и тропа круто пошла вниз. Перед нами открылся покатый берег бурной речушки, заваленный галькой, гладкими валунами, обломками скал. Это и было святое место в нынешний лечебный сезон.
Среди нагромождений серой мертвечины зеленым чудом выглядел крошечный участок пространства, свободный от камней. И на нем еще одно чудо — неказистая кибитка с загоном для овец и грядками, ощетинившимися какими-то росточками.
Мы со старухой скатились с кручи и присоединились к оборванцу, который стоял на коленях, прославляя аллаха за то, что помог живым дойти до святого места. Мы лежали на камнях, подернутых тонкой корочкой ила, и ждали чуда.
Послышался хруст гальки под тяжелыми шагами: к нам подъехал изможденный человечек верхом на таком же изможденном осле. Они оба удрученно смотрели на нас.
— Как вас мало в этом году, — вздохнул человечек. — А кто стрелял?
Словно услышав вопрос, вверху на тропе показался курбаши. Он медленно брел, опираясь на посох и хватаясь свободной рукой за камни. Он кашлял и что-то бормотал.
— Его люди стреляли, — сказал я, показав на него. — Он хочет, чтобы лечили только его.
— Глупые люди, — продолжал со скорбью человечек. — Это все бесполезно. Иной раз хозяин никого не берет для лечения — ни из очень большого шалмана, ни из очень малого.
— А вы кто? — спросил оборванец, пожирая его глазами.
— Мое имя Садык. Год назад аллах выбрал меня, а хозяин вылечил.
Вот оно, воплощенное чудо! Онемев, мы смотрели на Садыка. Ему понравилось наше поведение, он заметно приободрился. По его смуглому, скуластому лицу змеились глубокие морщины, шея — тонкая, длинная, будто птичья, а большой, с кулак, кадык искривлял ее, делал уродливой. Страшноватая образина неопределенного возраста, но он показался нам писаным красавцем. Мы готовы были целовать его кавуши…
Потом он, не слезая с ишака, определил каждому из нас участок «поля». Под обломками скал была живая почва, на которой могло что-то расти. Мы в ужасе смотрели на бесконечную череду навалов и осыпей — здесь прошумел не один камнепад за долгие века, в сущности, мы находились на поверхности застывшей каменной реки.
Садык заговорил назидательно, подражая, по-видимому, хозяину или еще какому-то авторитету:
— Вы не только землю от камней будете очищать. Вы будете готовить для божьего лечения свои грязные и злые души. Хозяин выберет с позволения аллаха только самую чистую и усердную душу.
— А сколько человек в этом году табиб-ака возьмет в лечение? — задал я глупейший вопрос.
Всем давно было известно: только всевышний назначает судьбы и сообщает о них Шаниязу Курбанову. Но должна же быть какая-то связь между судьбами и этими камнями?
Садык удивленно посмотрел на меня. Я смешался, забормотал:
— Не так выразился… не так меня поняли… Я хотел спросить, что будет дальше? Что нам еще предстоит?
— Я вижу, ты из тех, кто не любит трудиться, а кто любит болтать день и ночь в чайхане, забывая даже о молитве.
— Ты плохо видишь! — разозлился я, и старуха принялась дергать меня за чапан. — Ты должен нам сказать, как табиб-ака будет выбирать среди нас человека для лечения!
Курбаши перестал кашлять и просипел с натугой:
— Да, как?!
И оборванец меня поддержал.
— Скажите, аллахом заклинаю! — Он сложил молитвенно ладони.
Садык был немного обижен моим тоном, но, поломавшись, снизошел:
— К вечеру хозяин приедет, будет смотреть на работу и на работающих. Потом будет молиться. Потом скажет, кого выбрал всевышний. И все!
