Надя заварила чаю, бросила в чашку пару кубиков рафинада, постояла перед холодильником – была не была! – достала бутылку коньяка, которую ей подарили в октябре на день рождения, свернула крышку, подлила немного. Буквально пару капель для начала. Потом все равно не остановится.
Тут такое…
Позвонила бывшему, вывалила на него всё, что знала. Расплакалась, не сдержавшись.
Положила телефон на стол и в два глотка допила чай. Плеснула в теплую чашку еще коньяка. Сегодня можно. Хороший коньяк согревает не только тело, но и, блин, душу. Мартини тоже согревает. Красное вино. Ликеры разные. Лучшее средство от депрессии. Напиться бы до бессознательного состояния. Провалиться в сладкую полудрему, чтобы в голове дымка. Как раньше. Хорошо ведь было, никто не спорит.
Отвлеклась. Рассеянно посмотрела на бутылку. Сколько лет не пила алкоголя? Два года. Время от времени позволяла себе бокал шампанского (на Новый год), вино (на свадьбе подруги). Но ничего крепкого очень давно. Ни-че-го.
Мама умерла.
Мама, мамочка… Ни разу не виделись с того дня, когда Надя ушла из дома – беременная, без копейки в кармане, без телефонов и адресов. А потом редко созванивались. Стремительные, холодные обрывки фраз… Обе понимали, что пора перестать обижаться, что надо бы встретиться и поговорить, но никто так и не переступил черту, не сделал первый шаг. Ведь всегда страшно быть первым, верно?
Она подошла к окну, вглядываясь в серость и туман. Город, конечно, уже проснулся, но люди походили на лунатиков, бесцельно бредущих по заснеженным тротуарам, едущих по заснеженным же дорогам. Целый город замерзших зимних лунатиков.
Словно в противовес одноцветному пейзажу выпорхнуло воспоминание – одно из потревоженных, а прежде так старательно спрятанных, – яркое, весеннее.
Раннее утро. Из окна дома виден лес. Изумрудные кроны деревьев, лениво шевелящиеся от ветра. На горизонте поднимается краешек круга неокрепшего, темно-красного солнца. В эти месяцы на улице еще холодно, но очень хочется, чтобы было тепло, чтобы ветер не морозил щеки. Невольно думаешь, что надо бы одеться полегче, не натягивать теплые носки, шапки, варежки. А солнце и голубое небо на рассвете обманывают. Глядя на них, веришь, что если выйти на улицу, то можно окунуться в стремительно приближающееся лето…
…Надя спускается со второго этажа, обнаруживает в гостиной накрытый к завтраку стол: тушеная картошка, заварочный чайник, бутерброды и вазочка с конфетами. Особенно яркое воспоминание. Мамы нет. Зато висит в воздухе сладковатый и густой запах воска. Надя знает, где в таком случае надо искать маму…
«Черт бы тебя подрал! Влезать в мою жизнь!»
Завибрировал телефон, возвращая в реальность, едва не упал, и Надя подхватила его, расплескав из чашки коньяк. Звонили из полиции, говорили об опознании, о похоронах, о том, что надо опросить людей. Спрашивали, есть ли еще близкие родственники (никого нет, кроме меня), как быстро сможете приехать (бывший муж после работы будет у вас, он все сделает), нужна ли помощь (нет, все в порядке). После полиции звонили из морга Знаменского, потом пару раз неизвестные люди назывались мамиными близкими друзьями и выражали сочувствие.
Откуда у них номер?..
Началась суета, от которой Наде всегда становилось неуютно. Она всю жизнь бегала от суеты, пряталась в норках мелких кабинетов, квартир, салонов такси. А тут навалилось всё и разом. Появилась тоскливая мысль – когда же закончится? После похорон? Мама доставляла хлопоты и после смерти…
