Единственное, что Кочерыжка умел делать мастерски, – это каллиграфически строчить вышивки, петли, особый талант, плести макраме.
В пригороде у автострады обойщику без опыта трудно найти работу, логическое приложение к шлангу на бензоколонке, а уж с тамбурином, бонго и бубном в рюкзаке, с ежедневными отметками в участке «проживает согласно документу аренды, работает на постоянной основе, внешний осмотр – трезв» становишься вновь прибывшим персонажем «с отклонениями», и палец крутится у виска. Свободомыслящая бородка и лохмы на фоне армейских стрижек.
Кочерыжка привык, что он всегда подзабыт и в сочувствии неестественен, худосочный слабак, прилипала.
– Ты маленький, смятый из тонкого полиэтилена пакетик. – Толчок в грудь. – Ты скомканный во фланирующий ошмёток, ошмёток медузы. – Толчок в грудь. – Тебя, прозрачного идиота, бросают в мусорку, но ты прилипаешь к пальцам. – Толчок в грудь. – И где-то в подложке нормального, я подчёркиваю, нормального мозга засело, что это всегда так, в сотый, трёхсотый раз. И потом, когда мозг с тобой распрощался. – Толчок в грудь. – Тебя сдувает призрак воздушности, и ты всей своей синтетикой умудряешься прилипнуть к паркету. – Толчок в грудь. – Тянешься за тобой в три погибели, подносишь в центр, практически внутрь корзины, а ты снова фланируешь на ободок. Мне проще тебе нахамить. – Толчок в грудь. – Чтобы избавиться. Мне проще тебе наврать. – Толчок в грудь. – Чтобы не терпеть твоё присутствие! – Вытолкал за порог и захлопнул дверь перед носом маленького прозрачного пакетика.
В этой глухомани под рёв и свист пролетающих мимо машин как манна небесная прозвучала фраза: «Ты-то нам как раз и нужен». А тут ещё и комната с мебелью рядом: «Присмотришь, если что». Как кара небесная – необходимость общаться с шоферюгами, грузчиками.
Транспортное подразделение мебельной компании, площадка для стоянки мебелевозов, склад, упаковочный зал, ремонтный бокс.
«Сможешь получить рекомендацию для работы на фабрике или в салоне как обойщик с опытом».
Но первое, что доверили Кочерыжке, – подвозить на рохле связки гофрокартона.
Правда, со временем стали раскрываться его таланты: починка повреждённой при транспортировке обивки, штопка поношенной форменной с лейблом одежды, комбезы, бейсболки.
Свою Открывашку Кочерыжке тоже удалось пристроить, она в комнатах отдыха стала и поварихой на скорую руку из субпродуктов и консервантов, и бралась за всякие постирушки, три большие стиралки при входе, наладилось как-то.
Всё осеклось в тот момент, когда в середине жаркого дня Кочерыжка развешивал на дверцы шкафчиков со спецодеждой, сшитые накануне саше, пахнущие лавандой с нотками тмина.
Бригадир прорычал за спиной:
– Что это за хрень? – и смотрел куда-то поверх и Кочерыжки, и мешочков, и шкафчиков. Белозубый певец рокабилли под Элвиса, непререкаемый авторитет и красавчик, навис над Кочерыжкой, как остроносая гаргулья над жертвой. Раздутые ноздри бригадира в глубоком, сбежавшем от кого-то дыхании требовали взбучку кому-то, но не себе.
– Это мешочки с приятным секретом, всем понравится. – Но Кочерыжка уже почувствовал себя виноватым, а заискивал он теперь перед всеми.
Бригадир приказал ему осмотреть кожу в незапечатанной перед отправкой фуре с мягкой мебелью.
Какой-то странный незнакомый седан неопределимой окраски, с наспех восстановленными крылом и дверями, как после раллийных гонок, с остатками пятен багрового грунта был припаркован в тени бензовоза.
