Сыщик поморщился, потом быстро сделал ход и вопросительно просветлел:
– А я вот сюда. И цел останусь. Ты как себя почувствуешь в данном случае?!
Фредди, он же доцент, тут улыбнулся, тоже сделал ход и приятельски похлопал соперника по эталонно костлявой спине:
– Всё так же, так же. Шах-шах, говорю, природный ты мой, зашахованный, да зацалованный.
Бомжик Мухортов вдруг перестал болеть за игроков, выздоровел и показал всем, какой же он на самом деле чуткий, да прислушивающийся:
– Всё верно, правильно зверьки обещали. Образцовая ячейка общества заявляется. Прячь вещички!
– Обмолкни! – Рявкнул сыщик, отхлёбнул крепкий кирпичный чай и вдруг замер с фигурой в руке. – О, мадонна, да кто ж этой такой?!
Тут разговор завис повсеместно, не получив продолжения, потому что в этот самый момент подтвердилась невероятная чувствительность бомжика Мухортова – в полуподвал взяла да и отворилась дверь. В новообретённом жизненном пространстве принялись передвигаться и устраиваться непосредственно под высоким, у самого потолка, оконцем ночлежки, на самом престижном, заранее прописанном для них месте новые постояльцы: то были бомж, бомжиха и ихний ребёночек, то есть, как бы бомжоночек. Ребёночек тот выглядел чрезмерно рослым, не по годам вовсе, сильно похожим на взрослого карлика или непонятно для чего и как переодетого пятиклассника. Однако по причине несусветной убогости или наоборот невероятной продвинутости – такое существо и поныне вроде бы ещё на руках носили, как совсем-совсем маленького или наоборот очень важного мандаринчика. Или русского царя.
Во рту у него, может просто больше негде было, родители держали потрясающе массивную соску, да не простую соску и даже не гаванскую сигару, а почти крупнокалиберную установку, но только стволом вовнутрь. Лялька-пятиклассник этот непонятный свой агрегат показательно и на редкость энергично мутыскал, то есть, сосал. Втягивал в себя все-все боезаряды какие там только могли быть. Да и не просто вытягивал он её до упора, а прямо таки терзал дудолю, рвал и гонял взад-вперёд. Настоящие искры сверкали и трещали за ушами. Никто ни сразу ни потом так и не смог догадаться – для чего он так всегда делал. Одной этой энергии хватило бы на обогрев половины жилого квартала, как минимум. Может и вправду какие-нибудь снаряды глотал?! Или таблетки от жадности?! Однако этого никто и никогда так и не понял!
Впечатлил потрясающе красивый детёныш, всех, сразу и навсегда. Но нескоро ещё бомжики стали признаваться в этом. Даже каждый сам себе. Потому что по любому такую информацию, такой образ ещё надо было переварить. Успокоиться. И немудрено. Как посмотрел кто на ворвавшегося к ним младенца, как перехватил невинный детский взглядик – так сразу у него мурашки и побежали в определённом направлении, наперегонки помчались, практически давя друг друга. Воистину какой-то мутант, а не хлопчик. Просто вылитый трансформер, то на маму он похож, то на папу, то на весь полуподвал сразу. Вот едва только взглянул в кого-нибудь этот обаятельный паренёк своим студёным, пронзительным оком, как словно бы выстрелил из травматического пистолета. Каждому в песик. При этом у парня, но правда без скрипа, ещё и отпала его ротвейлерова челюсть. Вниз полетела та самая термоядерная, крупнокалиберная соска. Прямо на пол, на подметённый, на ещё сравнительно чистый. Но всё-таки она его не проломила. Бомжомамка немедленно подняла драгоценный артефакт, облизала, выплёвывая соринки, и опять в ротище, стволом вперёд, втолкнула своему мутанту, демонстрируя всему обществу, до чего же трепетно боится она его потерять. Как было не вздрогнуть и не посинеть от столь замечательной картинки?!
