– Ваше поведение должно соответствовать правилам. Любые попытки саботажа или сопротивления будут пресечены. Вы здесь для эксперимента. Напоминаем: неподчинение недопустимо.
Голос замолк так же резко, как и появился, оставив после себя звенящую пустоту.
Анна медленно подняла голову: её бледное лицо напоминало мраморную маску. Она сжала ладони в кулаки, так что ногти впились в кожу.
– Они… просто играют с нами, – прошептала она, и её голос был едва слышен.
– Это даже не игра, – отозвался Игорь, вновь опустив глаза в пол. – Это эксперимент, как они сами сказали. Для них мы – не люди. Мы… только материал.
Его слова вызвали у каждого свой отклик. Катя замерла, и хотя её лицо дрожало от новых слёз, она не плакала. Ольга тихо выдохнула, будто пыталась собрать силы, но её взгляд оставался расфокусированным, блуждающим где-то далеко.
– Материал, – тихо повторил Артём, пряча лицо в руках. – Ну и чёрт с ними. Пусть делают, что хотят.
– Нет, – неожиданно резко бросила Ольга. Она подняла голову: её глаза вновь вспыхнули, но этот огонь был слабым, как угольки, которые вот-вот погаснут. – Чёрт с ними? Ты серьёзно? Они лишили нас всего… всего человеческого.
– А что ты предлагаешь? – холодно спросил Вадим, его голос звучал так же безразлично, как и раньше. – Орать? Умирать от боли, как ты только что?
Ольга открыла рот, но не смогла найти слов. Она сжала кулаки и отвернулась, уставившись в одну из камер.
– Они сломали нас, – сказал Игорь, тихо, но так твёрдо, что его слова пробили этот густой, вязкий воздух. – И мы это понимаем.
– И что дальше? – бросила Ольга, даже не повернув головы.
– Ничего, – ответил он. – Мы будем делать то, что они хотят.
Эта фраза прозвучала как последняя точка, как завершение спора, который никто не хотел продолжать.
Тишина снова накрыла комнату, но теперь в ней чувствовалась какая-то новая тяжесть. Это была тишина окончательной сдачи, осознания, что бороться бессмысленно.
Катя вдруг всхлипнула, прижала ладони к лицу и сжалась, как маленький ребёнок, пытающийся спрятаться от ужаса.
– Пожалуйста… просто… не надо больше провоцировать их, – пробормотала она сквозь всхлипы.
Никто не ответил. Никто не сделал ни одного движения.
Теперь в этой комнате все были не просто заложниками – они стали тенями, блеклыми отражениями тех, кем были раньше.
Каждый чувствовал, что выхода нет.
Утро пришло незаметно. Ровный и холодный больничный свет не менялся в комнате с течением времени. Кроме того, он лишь подчёркивал искусственность окружения. Серое свечение ламп было пустым и безжизненным, напоминая, что где-то там, за пределами этих стен, утро выглядит совсем иначе – с солнечным светом, запахом свежего воздуха и звуками пробуждающегося мира.
Но здесь всё оставалось неизменным: замкнутое пространство, выверенная стерильность интерьера и гнетущее ощущение того, что за ними наблюдают.
Анна проснулась первой. Она ещё долго лежала, уставившись в потолок, прежде чем, вздохнув, поднялась и направилась к кухонному уголку, который странно контрастировал с остальной обстановкой. Маленький холодильник с зеркальной дверцей, встроенная плита, тумбы – всё выглядело новым, будто только что доставленным из демонстрационного зала.
Она открыла холодильник, ожидая, что увидит лишь несколько минимальных наборов еды для каждого из них, но перед ней предстала картина, противоречащая всему, что происходило вокруг: полки были заставлены продуктами. Молоко, яйца, овощи, сыр, хлеб – всё, что нужно для нормального завтрака.
