Громов злился. На всех вокруг. На законы. На прокурора. На военкомат. На китайцев, заваривших эту войну. На родителей, из-за того, что не сберегли себя. На всех, кроме себя самого. Он был твёрдо уверен в своей правоте. Словно знал наверняка – стоит ему вступить в первый бой и через пять минут его застрелят. Или, ещё хуже – заколют штыками или разорвёт на куски взрывом артиллерийского снаряда.
Когда мать Громова пропала без вести, возвращаясь с работы из соседнего города, где был военный завод – семье пришёл конец. Отец пропал без вести во время одного из боёв на фронте. Его ещё не успели признать умершим – а теперь та же самая ситуация произошла и с их матерью. Вдобавок она не была застрахована (за это начальник платил работникам немного большую зарплату) – так что в любом случае пособие по потере кормильца семье не светило. Дети остались без присмотра. Но это было не самое плохое.
Громов, которому тогда было четырнадцать, решил подать заявление об эмансипации. Но что ему сказали эти госслужащие?!
«Без гарантированного места постоянной работы с достаточной зарплатой мы не можем признать вас совершеннолетним».
А на десятке собеседований на самую простую, тяжёлую и дешёвую работу, ещё до того, как он успевал хоть что-то показать, ему говорили:
«Ты ведь ещё сопляк. Такой нам не годится. Да ещё к нам будет заявляться комиссия по делам малолеток с постоянными проверками. Иди отсюда – нам неприятности не нужны».
На самом деле просто уже слишком много несовершеннолетних было эмансипировано в районе, где жил Громов. А подобная статистика нехорошо влияет на положение государственных служащих и органов. Если где-то у детей детство кончается раньше, чем у всех остальных в стране – значит, там что-то не так. А это грозит комиссиями и проверками.
«Нет – прав блатной мир. Работают только козлы».
К ним в квартиру уже заявлялась представительница по делам несовершеннолетних, чтобы раскидать его с братом и сестрой по детским домам. Ведь если бы их отправили в один – то они по отдельности не отправились в приёмные семьи, а кто возьмёт сразу троих детей?
«Эти скоты хотят меня сгнобить! Меня и всю мою семью! Сначала забрали отца – и, конечно, он погиб. Потом толком не искали мать. Вдобавок ещё и с нас с Владом и Жанкой растащить захотели! Всегда хотели изжить меня со свету! Суки!»
Но Громов подстраховался. Он подговорил старого друга отца – дядю Гришу, чтобы тот выдал себя за их дальнего родственника. И чтобы он подал документы для усыновления всех троих детей в семье. Представительница отдела опеки повелась на это. А потом уж закрутились бюрократические шестерни – справки, квитанции, заявления. Многие из них было невозможно получить, потому что орган, который их выдавал, был загружен работой. Иные же терялись при почтовом отправлении (не без помощи в виде взятки почтальону). В общем, представительница думала, что вот – уже скоро всё разрешится и просто забыла о них. У неё и так было много работы с другими детьми, родители которых были на фронте или на работе, или пропали, или скончались. Как и все госслужащие – она забила на Громова и его семью. Наконец-то такое отношение сыграло на руку.
Дядя Гриша хорошо исполнил свою роль и был готов подсуетиться, если это снова понадобится. Но просить его о том, чтобы он взаправду обеспечивал остаток семьи, Громов просить не стал. Нет – он решил для себя, что сделает всё, чтобы они смогли выжить сами. Как всегда и выживали. Достаточно быстро он нашёл себе занятие. Присмотрелся к парню, торговавшему мобильниками на вокзале. Вечером подошёл к нему поговорить о делах. И Тимоха, так звали торгаша, отвёл его к себе домой.
