Ладно, в конце концов я уже занималась этим. Просто провести пару раз по влажным складкам и кончить. Но не получается. Тело напряжено до предела, соски горят огнем, а кончить все равно не получается.
На утро просыпаюсь еще более злой и раздраженной, сразу собираю вещи, чтобы переехать.
— Соф?
— Я не могу, Кать. — сажусь на кровать, напротив взъерошенной с утра Кати. — Смотрю на тебя и начинаю вспоминать.
— Мы же столько дружили.
— Да, и я готова была ради тебя на все. Но, наверное, лучше бы убили меня.
— Ну слушай, мне кажется, ты передергиваешь, — уже и она злится. — Ну отсосала, что такого? Ты же целка до сих пор, мечтай дальше о своем принце.
— Ты не понимаешь?
— О, нет, не понимаю! Все женщины это делают! А ты-то чем лучше?
— Да не лучше я, просто это… — я даже не знаю, как объяснить. — Грязно!
— А я? Вчера меня по кругу пустили!
— Но ты сама виновата! И для тебя это не проблема. Сегодня отлежишься, а завтра снова в бой — сосать чужие письки,
— А что, по-твоему, лучше в кроссовках рваных ходить?! — орет она. — Лучше постоянно просить взаймы? Лучше выглядеть так, словно на паперть собралась?
— Да пошла ты! Зашкварно со мной общаться?
— А если и да? С тобой же не выйдешь никуда, засмеют.
— Ясно, — вот почему она никогда никуда не берет меня с собой. Ей стыдно. А мне стыдно, что мы вообще дружили. Ну и ладно. Собираю свою сумку, забираю ноут, мишку, которого мне еще мама покупала в первом классе, и, задрав подбородок, иду к коменде.
Она качает головой, но все-таки находит мне комнату, еще меньше, чем была, но зато я буду здесь жить одна. Сев на кровать, на меня вдруг навалилась вся тяжесть одиночества. Нет, у меня есть одногруппники, но они появляются, когда надо что-то списать, а так Катя была единственным другом. А теперь? Теперь я одна.
Ну вот, мишка составит мне компанию, прижимаю к себе игрушку. Хотя так и до шизофрении недалеко. Но я все равно беру себя в руки, раскладываю немногочисленные вещи в старенький шкаф, стряхиваю пыль со штор. Морщусь от вида из окна, на курилку, где все матерятся и пьют за универом. Но зато идти отсюда ближе.
Может не все так плохо. А вчерашний эпизод я обязательно забуду, и его забуду. А он наверняка уже и не помнит, кому пихал свой отросток в рот.
До полудня занимаюсь рефератами. Сначала своим, а потом берусь за чужие. Только так и можно заработать денег. Из мира цифр меня вырывает стук в дверь.
Наверняка Катя пришла просить прощения. Мне почему-то даже совестно перед ней, да и помириться, наверное, уже хочется. Ее болтовня разбавляла мои серые будни.
Я не спрашиваю, открываю дверь и ахаю, когда на пороге вижу не Катю, а ее начальника.
С коробкой из обувного магазина, в черной футболке и улыбкой от уха до уха. Только в ответ на нее хочется только сглотнуть. И не смотреть на мышцы под тканью, на руки, забитые до самых ладоней.
— Я больше не живу с Катей, — все, что приходит на ум.
— Если это приглашение, Мышка, то я только за, — усмехается. Тут же толкает меня в грудь, делает шаг вперед и закрывает за собой дверь на щеколду. Боже...
И если вчера мне было страшно, то сегодня меня буквально обволакивает паника.
Сегодня рта ему будет недостаточно, я вижу это по глазам, сверлящим меня насквозь, по напряженной позе, словно прямо сейчас он готов на меня накинуться. Он здесь, чтобы поиметь меня. Никаких других причин его появления я не вижу.
