– Ваш сын любил Веронику? – решила я конкретизировать вопрос.
– Наверное, – равнодушно зевнул он, – я никогда не спрашивал его. Но сами подумайте, раз женился…
– Хорошо, – перевела я дыхание, – а как обстояли дела у Альберта Степановича на работе?
– Да все вроде нормально было, – приподнял брови Дюкин, – правда, Вероника делилась со мною, что несколько раз находила в почтовом ящике письма с угрозами.
– Это уже интереснее, – оживилась я.
– Избавьте меня от вашего профессионального снобизма, – поморщился Степан Федорович.
Я немного растерялась.
– Это вовсе не снобизм, – возразила я, – а законный интерес. Я ведь собираюсь расследовать это дело… Я живой человек, а не робот.
Дюкин хранил молчание.
– Потирать руки в данном случае неуместно, – со скрытым раздражением отчетливо произнес он, – у меня погиб сын!
Вот, значит, и до патетики добрались!
– Я вам сочувствую от всего сердца, – не теряя хладнокровия, сказала я, – но мы, кажется, отвлеклись. Что это были за угрозы?
– Альберту предлагалось продать часть акций. В противном случае ему угрожали физической расправой, – нахмурился Степан Федорович.
– Как реагировал ваш сын на эти угрозы?
– Никак. Как выяснилось, с чудовищным легкомыслием, – горько усмехнулся Дюкин.
– Вы были в курсе с самого начала?
– Нет, узнал за день до вас, – мрачно посмотрел на меня Дюкин, – Альберт запретил Веронике распространяться на эту тему. Так она сказала…
– Акции перейдут в ее собственность?
Дюкин кивнул.
– И как она планирует с ними поступить? – полюбопытствовала я.
– Понятия не имею. Ей сейчас не до этого, – пронзил меня своим острым взглядом Степан Федорович.
– Хорошо, я с ней поговорю. Разумеется, когда она немного придет в себя. А что за человек ваша невестка?
– Знаю точно, Альберта она любила, старалась всегда ему угодить. Порядочная женщина. Я ей не то чтобы симпатизировал…
«Да, конечно, такой жесткий человек, как вы, – обратилась я мысленно к своему собеседнику, – не способен просто симпатизировать».
– …ну, как бы это объяснить… Я не замечал в ней каких-либо отрицательных качеств, – неуклюже закончил Дюкин.
– У них была дружная семья?
– Вполне, хотя Альберт, как мне кажется, недостаточно уделял Веронике внимания.
– В чем это выражалось?
– В разных пустяках. Иногда он приходил обедать без нее. Я, конечно, был не против… Даже наоборот… Женское общество, знаете ли…
Он тяжело вздохнул.
– Понятно, – через силу улыбнулась я, заподозрив в моем собеседнике ретрограда, – сколько лет они прожили вместе?
– Пять, – бросил Дюкин.
Домработница принесла чай. Составив с подноса две фарфоровые чашки, сахарницу, тарелочку с лимоном, сливки, она удалилась.
– Угощайтесь, – холодно произнес Степан Федорович, и мне тут же расхотелось пить чай.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила я.
Хотелось курить, но у хозяина, по-видимому, не было этой пагубной привычки, поскольку пепельница в мое поле зрения не попала. Я вынула сигарету и разминала ее пальцами, думая, стоит ли спрашивать разрешения или нет.
– Если хотите, можете курить, – заметив мою нерешительность, снисходительно произнес Степан Федорович. – Сам я давно с этим завязал и вам советую.
Он довольно легко поднялся с кресла, достал из шкафа огромную хрустальную пепельницу и поставил на столик рядом со мной. Такие пепельницы я иногда видела в правительственных кабинетах. Дюкин снова занял свое место и поднял чашку с чаем, предварительно добавив в нее сливки и сахар.
