На выезде со двора Женька обернулась, как раз, чтобы увидеть Игорька, который приобнял соперника и что-то терпеливо, мягко ему втолковывал.
Никак цветочки сажать заставит.
До Михеевки молчали. Женька старалась не думать о том, как станет жить, чувствуя страх и странную опустошенность. Ей вдруг захотелось вернуться.
Изменил?
Все изменяют или во всяком случае почти все. Разве это повод? А драгоценный не пьет. Он занудный, но щедрый, и простит, и постарается сделать так, чтобы Женька про другие измены не знала. А о чем не знаешь, о том не болит.
Так стоит ли менять что-то?
Сытая ведь, спокойная жизнь… и многие, надрываясь на двух работах, мечтают о такой.
– Если разревешься, – буркнула Лариска, – я тебе в нос дам.
Михеевка оказалась поселком городского типа, в котором пятиэтажные хрущевки мирно уживались с деревянными домами, широкими подворьями и ярким супермаркетом. Правда, на стоянке паслась коза, но она тоже вписывалась в местный пейзаж.
Денег хватило на хозяйственные мелочи и запас продуктов, и Женька впервые за долгое время выбирала вещи по их цене. Неприятно.
– Ничего, – сказала Лариска, выхватывая корзину. – Поживешь – привыкнешь.
Женька промолчала. А и вправду, привыкнет.
…Так называемая дача, которой предстояло стать Женькиным убежищем на ближайший месяц, а то и дольше – почему-то ей казалось, что за месяц драгоценный вряд ли успокоится – находилась в маленькой деревушке с говорящим названием Новые Козлы. Лариска утверждала, что ударение следует ставить на первый слог, и это радикально меняет смысл слова, но какой-то шутник пририсовал букве «о» козлиные рога. В царские времена деревенька славилась кружевницами, но после революции промысел этот сошел на нет за отсутствием рынка сбыта, трудовая артель была превращена в колхоз имени Ленина, который и просуществовал до середины девяностых.
– Теперь-то тут мало кто живет, – Лариска снизила скорость. Ее машина не ехала – кралась, переваливаясь из ямы в яму. – Вон в том доме, видишь, с зеленой черепицей… баба Галя… у нее внук – бандит. Нет, я не встречала, но все об этом знают… а вон тот, ага, красненький…
…Дом и вправду был выкрашен в ярко-алый цвет.
– Там Сигизмунд Иванович… ты его не помнишь, наверное, но раньше он с нами в доме жил, а потом уехал, вроде как в народ ушел… ну да познакомитесь, увидишь, он первым припрется. А налево глянь…
Обыкновенный кирпичный дом.
– Антонины Гавриловны изба, местной ведьмы… нет, я-то в такое не верю, но люди ее уважают. Ну она еще фельдшером раньше была, а потом как-то травками увлеклась… вообще место здесь хорошее. И многие, которые в город уехали, да почти все и уехали…
Широкое русло улицы, покосившиеся заборы.
Деревня выглядела мертвой, и это, признаться, пугало Женьку. Она вцепилась в сумку, мысленно приказав себе не паниковать.
– …Так вот, уехать уехали, а участки держат. Сейчас-то если продавать, то копейки выручишь, а ходят слухи, что дачники расширяться станут… там, за леском поселок имеется приблатненный. Если интересно будет – сходи… такие дома, не дома – чисто замки… короче, если те будут расширяться, то сюда, не к городу же им. И тогда земля в цене подскочит конкретно. Вот этого все ждут.
– И ты?
– И я, – мотнула головой Лариска. – Чем я хуже? Я, может, тоже мечтаю куш сорвать. Квартирку бы разменяла с доплатой. Или ремонт сделала. В общем, нашла бы как использовать. Во! А это Ильина дом… ну ты Ильина не знаешь, а я тебе скажу… мужик суперский! И холостой, заметь.
