Кло-Кло. Повесть - страница 2

Настя и Оили остались сидеть на своих местах. Девочка тихо плакала – все эти ружья и грубые солдаты напугали её. Губы тряслись, лицо побледнело. Но больше всего её испугало то, что они увезли отца, без которого с парализованной матерью она просто не знала, как и быть.

– Ничего! Ничего! – повторяла мать. – Мне недолго осталось. Скоро ты останешься одна, только жаль, что папа не успеет на похороны.

– Не говори так, мама! Не говори!

– Скоро, скоро, Настя, ты станешь моей наследницей, когда я уйду. Я уйду! Береги отца, а я буду помогать вам, помогать! – приговаривала женщина, и по её щекам текли слёзы.

– Мама, не говори так, прошу! – закричала дочка.

– Ничего, ничего. Принеси из чулана мой сундучок, я тебе кое-что покажу.

– Какой сундук, мама? – переспросила девочка, вытирая слёзы.

– Мой сундук, тот самый! – Мать провела рукой по голове дочери.

Движение было робким и болезненным – Оили была парализована ниже груди. Руки и голова у неё двигались. Хотя движение руками ей тоже давалось с трудом.

– Но ты говорила его никогда не трогать?

– Настало время, Настенька, настало время, – уткнувшись стеклянным взглядом в потолок, проговорила женщина. – Тащи сундук, доченька! Тащи сундук! Чувствую! Чувствую! – повторяла Оили, тяжело дыша и не отрывая взгляда от потолка.

Настя встала с кровати и поплелась в сторону чулана, который располагался в прихожей. Там всё было раскидано и разбросано после обыска. В самом углу торчал уголок большого чёрного сундука, закиданного всяким хламом. Девочка сбросила вещи на пол, и перед её глазами предстал большой деревянный сундук – чёрный, как смола. Он был очень старый и сделан из огромных досок, скреплённых массивными металлическими скобами из кованого металла. Чёрным он был из-за толстого слоя патины, наросшей на досках по причине чрезвычайной древности изделия. Помимо рисунка досок, на нём можно было различить множество орнаментов из загадочных символов, бессмысленных и хаотичных для несведущего взора. Сундук закрывался на массивный засов, который сейчас был приоткрыт, поскольку его открывали солдаты.

Сундук был особенной маминой вещью – она называла его семейным сокровищем и строго-настрого запрещала дочери к нему даже приближаться под угрозой хорошей порки. Как-то, будучи маленькой, Настя заглянула в него, но мать об этом быстро узнала, словно почувствовав, – поймала дочь на месте «преступления» и устроила ей хорошую трёпку. Это было ещё до войны, лет шесть назад. С тех пор Настя не подходила к заветной вещице, про которую мать кратко говорила: «Ещё не время!» Теперь это время настало.

– Тащи его, доченька! Тащи его ко мне! – истошно закричала из спальни мать.

Настя взялась за одну из массивных кованых ручек и стала со всей силы тащить сундук из чулана. Вещица была не из лёгких, и девочка с трудом смогла сдвинуть её с места. Ещё усилие, затем ещё – и сундук с характерным скрежетом протащился по полу кладовки.

– Настя! Настя! Тащи сундук! – словно в бреду, повторяла мать.

Девочка, чуть ли ни крича от усилий, вспотев, изо всех сил волокла сундук по полу, перевалила его через порожек кладовки и потащила в комнату. Спустя минуту она показалась в комнате, и мать немного успокоилась. Она всё шептала и причитала, выводя что-то руками в воздухе. Девочка не понимала, что происходило с матерью, хотя происходящее пугало её. Она нечасто видела Оили такой, хотя и знала, что мама «особенная», как любил повторять папа. Несколько раз за своё детство Настя видела, как она выделывала разные странности: то говорила не своим голосом, то проводила какие-то ритуалы, то рисовала непонятные знаки на вещах. Отец же на это говорил, что мама – волшебница, и когда Настя вырастет, то спросит у неё обо всём сама. И хотя Антон говорил с улыбкой, при этом на его лице ясно читалось опасение. Но дочь не задавала лишних вопросов – она верила отцу.