Гроб засыпали быстро. Мужики ловко орудовали лопатами, пока девочка стояла и плакала над осыпающейся землёй. Она не произнесла ни слова, просто молча стояла, сжимая в руках букет полевых цветов. Когда яма была засыпана и над могилкой возник холмик с крестом, Настя положила свой букет сверху и продолжила стоять.
Мужики закончили свою работу и так же молча, не оглядываясь разошлись прочь. А Настя всё стояла… Как говорили потом в посёлке, до самой-самой ночи. Затем, уже на следующий день, её заметили идущей на кладбище – она сидела там весь день и лишь вечером возвращалась назад. Так она ходила три дня, пока совсем не исчезла из виду. По посёлку поползли странные слухи: будто в «избе ведьмы» никого не осталось. Петри, узнав об этом, поручил своим полицаям сходить проверить. Те сходили – и действительно в избе никого не нашли – там никого не было. В пустом доме не оказалось ничего примечательного, только старый почерневший сундук стоял посреди комнаты, раскрытый и пустой.
8 июля 1942 года
Отсо закурил папиросу, посматривая в окно. Лейтенант Петтери читал газету и что-то насвистывал себе под нос. В кабинете царила достаточно уютная атмосфера – Маттенен любил уют. Это выдавали его интеллигентские корни и хорошее воспитание. Отец – военный, мать – учительница. Идеальная семья для хорошего воспитания. Отец был строг и всё детство Отсо пропадал где-то на службе – воспитанием сына занималась мать, которая приучила его к порядку и к чувству уюта. Везде, где бы ни появлялся Маттенен, будь то блиндаж или казарма, он всегда старался создать атмосферу дома – это отмечали как сослуживцы, так и старшие по званию. Он не любил официальную обстановку. И поэтому в его кабинете всегда стояло кресло-качалка с накинутым пледом, а на столе – чайник с чаем и сладостями.
– Что читаешь? – спросил Отсо.
– Пишут, что немцы снова крушат русских и мы скоро победим в войне. Скучная хельсинкская пресса – ничего нового! Ни-че-го. А что у тебя в окне?
– Тоже ничего, – смотря за стекло, скупо ответил Отсо.
– Да, в нашей глуши ничего не происходит. Ничего… Кстати, что у тебя там с этим русским? – аккуратно складывая газету, спросил лейтенант.
– Скорее всего, он связан. Я его отправил в Аунуслинну – пусть дальше с ним разбираются, это уже не моё дело. Все эти допросы и прочее – пусть марается полковник Анконен. Я пас. К тому же ему светит расстрел, а я военный, а не каратель!
– Но мы все солдаты, друг мой, и война – это не только линия фронта, война – это и за, и перед линией фронта.
– Тогда я предпочитаю линию фронта. – Отсо строго посмотрел на собеседника. – Я не раз просил отправить меня туда!
– Ну, не горячись! Кому-то нужно держать порядок и здесь! Ты с этим хорошо справляешься, капитан, так что расслабься. Ничего, скоро немцы подомнут русских с юга, и я надеюсь, что мы продолжим наш поход на севере как минимум до Архангельска! Финляндия станет крупнейшей страной Европы после, разумеется, Германского Рейха.
– Или его провинцией… – резко обрезал Отсо.
– Ну, капитан, в хорошем обществе так не говорят. Вы же понимаете: наши немецкие союзники…
– Умоляю, лейтенант, мы знаем наших немецких союзников! Я дважды был в Берлине! Настроения немцев мне известны. Их гордость заботит «Великая Германия», а до «Великой Финляндии» им нет никакого дела. Мы им нужны только как союзники против русских. Что будет потом…
