Лизу мало волновали «любезности» в её адрес. Важнее всего было попасть к Симону. В горле стоял ком, едва дававший глотать, а из глаз предательски лезли слезы. Лиза никогда не была плаксой, но после того, как Симону вынесли смертельный приговор, она преисполнилась излишней чувствительностью. Даже мягкие укоры и просьбы держаться с его стороны не возымели особого успеха. Девушка улыбалась всё реже, не в силах абстрагироваться от надвигающей утраты. Каждое утро, как только она просыпалась, тут же мрачнела при рефлекторном воспоминании о раке у любимого человека. Теперь вот очередной удар.
Дверь отворилась с помощью биометрического ключа Лизы, который Симон дал когда-то. На ключе располагались отпечатки пальцев владельца квартиры. Жест показался ей довольно приятным, как будто он преподносил ей нечто большее. Теперь же она входила в квартиру, где было всё слишком тихо, и поэтому слышала собственный учащённый пульс. Ни тебе дурацких старых песен, ни бренчания на гитаре, ничего. Здесь жил человек, не представлявшего свою жизнь без навязчивого музыкального фона. Так что полная тишина полностью отражала серьёзные изменения.
Хозяин квартиры лежал на своей кровати в огромной спальне. Если бы не рубашка и джинсы, то можно было бы решить, что он отдыхал. Увидев Лизу, Симон слабо растянул губы, но в глазах отражались муки, которые должны были начаться рано или поздно.
– Ты так быстро приехала…
– Не разговаривай, если тебе трудно, – с горячностью выпалила Лиза в ответ. Она бросилась к нему, но осторожно присела на боку кровати. Ей не хотелось причинять своими порывистыми движениями и усиливать страдания. Испарина над верхней губой и на лбу, а также сведённые к переносице брови демонстрировали непосильные физические муки.
Однако тот не послушался и рассказал, как оно было до её приезда. Два часа назад он внезапно почувствовал себя довольно прескверно: ему стало трудно дышать, руки едва слушались, а тело пронзала острая боль. Симон ожидал, что возникшее недомогание пройдет, но тщетно. Только после получаса валяния он решился отправить сообщение. Которое было набрано и сохранено после озвучки диагноза. На том настояла Лиза. Симон не хотел этого делать, говоря, что можно и позвонить. Но требование было исполнено. Симон был ей благодарен, так как говорить ему было действительно трудно.
Лиза смотрела на него, лежащего в постели, где они проводили много времени, и едва сдерживала слезы. Теперь ложе любви становилось предсмертным пристанищем.
Если до этого критического момента она слабо понимала происходящего с ним, точнее, не хотела, то теперь вынуждена всячески убедиться в этом. Лицо Симона теряло краски и бледнело, носогубная складка ещё сильнее углубилась, а глаза закрывались от боли. Лизе казалось, что и ей становится так же больно, как и ему. Она с ужасом понимала, как молодой мужчина теперь умирает из-за формы рака, которая не поддавалась какому-либо лечению. И это в то время, когда другие формы побеждались как по мановению палочки. Почему именно с ним случилось досадное исключение?
– Доктор сказал, что я тот единственный на миллион, который заболел раком, по-прежнему не поддающий лечению. – Сказал Симон Лизе, когда они стояли тогда на пляже. Тогда днём он как узнал так и решил что надо сразу же поставить девушку в известность. В этом виделось благое намерение: чем дольше знаешь, тем проще принимаешь смерть.
