– Успехов, – равнодушно буркнул я, вытащил телефон и нашел в интернете запись с политическими дебатами, включив ее с середины. Двое политиков как раз перешли от аргументов к перепалке, публика в зале оживилась, надеясь, что разговорами все не ограничится и политики перейдут к рукоприкладству. Запись прервал звонок Литухина.
– Шеф, – обрадованно сказал он, – я тут краем уха слышал твой разговор с Лебедевой. Кажется, вы интересуетесь подноготной Артемия Солнцева?
– Данил, не томи, я ужинаю, – сказал я.
Литухин продолжил все тем же бодрым голосом:
– Мне фамилия показалась знакомой. И я позвонил своему дядьке, он в другом районе в операх ходил. Вы в курсе, что Солнцева тягали по делу об убийстве?
– Я вообще ничего о нем не знаю. Выкладывай, – приказал я.
– Ну, я мало что могу сказать. Дядька у меня уже пенсионер, и вот история с Солнцевым была его лебединой песней, после которой он уволился. Дядька как-то жаловался на семейном застолье, что эта история с Солнцевым ему всю душу вынула, я потому и запомнил. Если хочешь, я позвоню ему и договорюсь о встрече.
– Договорись, – согласился я. – Это не срочно, но буду очень благодарен.
Лерка уже допила чай и глядела на меня. Когда я отключился, она взяла чашку, налила чаю себе и мне и угодливо заглянула в глаза.
– Кто звонил? – спросила она. – Будешь конфетки?
– Литухин. Не буду, спасибо. Лимон порежь. Меня и Агату попросили о чем-то вроде неофициального расследования. Литухин нашел свидетеля.
– Мне нравится Агата, – сказала Лерка. – Она потрясающе мрачная, просто как Беллатриса Лестрейндж. И Литухин тоже нравится, он такой мордатый. Зато улыбка приятная, и голос – чистый секс. Ему бы рекламные ролики озвучивать, а не гопников по подворотням ловить… Он ко мне приставал. Лапал меня.
Я подавился чаем.
– Литухин?!! – проорал я сдавленным голосом.
Лерка покрутила пальцем у виска.
– При чем тут Литухин? Нет же. Костров.
Я никак не мог откашляться. Лерка с силой постучала мне по спине. Костров был проректором института, где училась Лерка. Я его видел пару раз мельком, впечатления он на меня не произвел: плешивый, с дефектом речи, жидкой козлиной бороденкой, а теперь, если верить слухам, еще и со сломанным носом.
– Ты бы хоть паузы делала, – еле смог выговорить я. – То есть Костров тебя лапал? Как это было?
Лерка передернула плечами.
– Наверное, «лапал» – слишком громко сказано… Хотя как это может быть еще сказано, когда его руки по мне шарят? Я пришла на зачет, а он погладил меня по попе. Ну я его и ударила. Автоматически, клянусь, а что мне еще оставалось делать? Терпеть? Нет, я ему вмазала. На рефлексе.
– Кулаком?
– Нет. Ладонью. Как ты учил. Открытой ладонью прямо в нос. Там что-то хрустнуло, я думала – очки. Но, наверное, нет. И кровища сразу брызнула. Так ему и надо, плешивому говнюку! Он начал орать, заявил в деканате, что я себя неадекватно вела, пришла неподготовленная, скандалила, он пытался меня успокоить, а я его ударила. Стас, что теперь будет?
Я промолчал. Лерка может и присочинить, за ней не заржавеет, но она и правда сестра мента, поэтому прекрасно понимает, что я все проверю и, если ее версия развалится, защищать ее никто не будет, даже я. Учитывая ее репутацию, поверить, что она могла ударить педагога, было можно. Но Лерка не имела привычки врать о важных вещах. Мысль, что какой-то мерзотный мужчинка прикасался к моей сестре, моментально взорвала мозг, я даже почувствовал, как зажгло темечко, но попытался взять себя в руки. Может, Лерка преувеличивает?
