Предстоящая командировка Агату не обрадовала, а я вот был бы не против поездки с возможностью искупаться в море, которого я не видел уже лет десять. Мне не понравилось напряжение в ее голосе, как будто она сама боялась отпустить работу, за которую цеплялась как за средство от тоски, и расслабиться. Недавняя смерть отца подкосила мою подругу гораздо сильнее, чем мы ожидали, но она отказывалась это признавать, становясь более жесткой и безжалостной. Мне хотелось верить, что тяжкие времена миновали и она пережила ту страшную ночь, когда боль заползла в ее сердце и свернулась калачиком на долгие месяцы.
Я отвез Агату на работу и занялся своими делами. Вечером она позвонила и скорбным голосом сообщила, что неофициально нам придется помочь в расследовании, так что, пока она будет в отлучке, я должен поискать информацию на Солнцева.
Вечером я приехал домой чуть позже обычного и почти сразу понял, что творится нечто неладное. У подъезда с собакой на поводке вышагивала мама, и, судя по тому, что наш старенький спаниель с места не двигался и умоляюще глядел на хозяйку, а мама нарезала вокруг него круги, они давно уже нагулялись. Кажется, оба с облегчением выдохнули, когда я подошел ближе. Такому поведению было лишь одно объяснение.
– Она наверху? – раздраженно спросил я, не здороваясь.
– Стас, я тебя умоляю, не накидывайся на нее сразу, – жалобно попросила мама. – Отец заперся в комнате, у меня тоже нет сил. Попробуй вправить Лерке мозг, только без лишнего рукоприкладства.
– Что она сделала?
Мама вздохнула. Пес покосился на нее и тоже вздохнул. Похоже, ситуация никому в семье не нравилась.
– Подралась с проректором. Ее выгнали из института и общежития. И, возможно, еще заявление накатают. Завтра я съезжу в институт, попробую поговорить, но, судя по тому крику в телефоне, все серьезно. Лерка ему нос сломала.
– Ясно, – сказал я и вытащил поводок у нее из руки. – Пойдем домой?
– Иди, – бессильно ответила мама, – я до магазина дойду или… не знаю, еще куда. Нет сил домой идти и ее видеть.
Дома я сразу разулся, потащил собаку в ванную, вымыл ей лапы и отпустил восвояси. Пес доплелся до подстилки и упал на нее без сил. Я скинул куртку и прошел на кухню, где брякала посуда и бухтел чей-то ненатурально бодрый голос, мельком увидев в гостиной табор сумок и узлов. Моя сестра Лерка сидела за столом, пила чай и таращилась в телефон, где шло что-то занимательное. На меня она посмотрела с испугом, но тут же с вызовом подняла подбородок, упрямо стиснув губы.
– Привет, – спокойно сказал я. – Что на ужин?
– Голубцы, – настороженно ответила Лерка. – Положить?
– Сам положу. Как жизнь и все такое?
Лерка глядела на меня с подозрением, не понимая, в курсе ли я ее ситуации, и если да, то как себя следует вести. Я плюхнул в тарелку три голубца и несколько ложек пюре, поставил тарелку в микроволновку и ушел переодеваться. Когда еда разогрелась, я, в трениках и майке, уселся напротив сестры и начал есть. Ожидающая скандала Лерка хмурилась, но, поскольку я молчал, она ринулась в атаку сама:
– Ты сегодня поздно.
– Я же в полиции работаю. У нас часто бывает ненормированный рабочий день, это называется взрослая жизнь и ответственность. Быть взрослым, знаешь ли, не только очень интересно, но и не очень.
– Ха, шутник, – фыркнула Лерка, с грохотом поставила чашку и с вызовом сказала: – Ну давай, начинай.
