Я пожалел, что дал телефон Шкловскому. Такой бы кадр получился! На оконной раме проступили тугие капли. Я собрал их большим пальцем правой руки. Левой рукой извлек из кармана катушку ниток и кожаный чехол с набором игл. Игла номер шесть – то, что нужно. Быстро насадил в ушко нить, а острый конец осторожно воткнул в переплетение линий на татуировке у себя на левой руке. Все действие заняло секунд пятнадцать.
Теплый металл проник под кожу, игла тут же налилась изнутри красным. Отлично. Я выждал еще десять секунд, давая игле насытиться, после чего вынул ее и опустил в черноту чайника, осторожно раскатывая катушку. На кончике иглы набухла тугая капля моей крови.
Коммунальный раздавил пальцами последнюю корюшку, встряхнул головой и принюхался. Широкие ноздри с торчащими изнутри волосками задвигались.
– Живым духом пахнет, – пробормотал Коммунальный. – Менты, что ли, слышь? Проверь, кого принесла нелегкая.
Времени на разговоры не оставалось. Я раскручивал нить, стараясь, чтобы игла проникла в Изнанку как можно глубже. Катушка вертелась в пальцах.
Важно не пропустить момент.
Это как с шавермой. Зазеваешься – и лаваш на донышке размякнет, начнет разваливаться, и вся эта соусно-овощная жижица вывалится на тарелку. Какое потом удовольствие от еды?
Десять секунд. Игла скрылась с моих глаз. Изнутри чайника подвывало и шипело. Морось облепила лицо. Ранка на татуировке болезненно запульсировала – это значит, капля крови только что сорвалась с кончика иглы. Еще несколько секунд, и она упадет на влажную мостовую другого мира и…
Пять секунд. Я резко подсек нить и стал закручивать катушку обратно. Иголка застучала по краям чайника. Быстро убрал катушку и чехол обратно в карман.
Слыхали о том, что бывает, если бросить «Mentos» в «Кока-Колу»? Взрыв, много пены, куча шума и грязи, да? В случае с разломами и правильной каплей крови происходит то же самое. Главное – вовремя убраться подальше, потому что дальнейшее штопанье разлома дело шумное и грязное.
Я закрыл крышку и отпрыгнул, путаясь ногами в газетах. Внутри чайника гулко хлопнуло, из носика повалила белая пена, а затем чайник разнесло с пронзительным металлическим «ба-бам!».
Уши заложило мгновенно, где-то внутри головы будто зашумели помехи от радио. Не сильно-то ловко я отпрыгнул. Зацепило волной. Боль растеклась от ранки на запястье по руке, ударило в плечо и потом в виски.
Коммунальный медленно повернулся в сторону подоконника. На его щетинистом жирном лице, похожем на маску в кровавых и гнойных разводах, зародилось выражение паники и гнева. Ноздри раздулись. Сигаретка выскользнула из губ и, искрясь, упала внутрь тельняшки. Мутный взгляд вперился в меня, застывшего под драными обоями, с клочками газет под ногами. Разводы белой пены стирали с Коммунального его человеческий облик и с шипением разъедали в нем дыры. Пена затягивала разлом в тугой новенький шов.
– Менты, бать! – заорал Коммунальный, распахивая рот так, что лопнули щеки. – Валим! Валим, пока не поздно!
Рядом со мной просвистел огромный кулак, ударился о стену. Где-то внутри Коммунального заклокотало.
– Я, это самое, того на этого, тьфу, чтоб вас всех! – изрыгнула тварь хрипло.
Шкловский все еще снимал. Он то ли ошалел от увиденного, то ли испугался так сильно, что не мог двинуться с места. В два шага я оказался возле него, выхватил телефон, направил камеру на Коммунального, снимая последние мгновения.
