– Бежать надо бы, – шепнул Шкловский, но не шелохнулся.
Нас накрыла тень. Коммунальный – вернее, его человеческая половина – тянулся к нам огромными раскрытыми пятернями. Изо рта лился гной, нижняя челюсть болталась на мышцах, глаза вращались в орбитах, как две бешеные личинки. Тельняшка горела по краям, съеживалась и дымила.
Без разлома тварь стремительно теряла силы, но все еще оставалась опасной для людей.
Я толкнул Шкловского в грудь. Он попятился к двери, взмахнул руками. В этот момент меня швырнуло в сторону. Удар был такой силы, что перед глазами потемнело. Рот наполнился кровью. Я упал на колени, едва удерживая телефон – а он ведь в кредит, не разбить бы! – и понял, что Коммунальный дотянулся до бедняги Шкловского. Дотянулся не руками, а огромным лицом, ставшим похожим на хобот с глазами и зубами на конце. Эти-то зубы – местами золотые, а местами железные – клацнули и вмиг оттяпали Шкловскому несколько пальцев на левой руке!
Шкловский завопил и вывалился в коридор. Только задрались ноги в старых черных ботинках.
– Всем спасибо, все свободны! – рявкнул я в телефон и отключил прямую трансляцию.
Подписчики, конечно, будут довольны. Такие кадры! Такое напряжение!
Белая пена плотно сшивала невидимый разлом, устремившись зигзагообразными линиями прочь из комнаты. Она затвердеет через несколько минут и станет неразличима для человеческого глаза. Потом сюда подъедет наша маленькая бригада шпаклевщиков во главе с Сан Санычем и заделает шов окончательно.
Коммунальный тем временем терял силы и окончательно утратил человеческий облик. Ему больше неоткуда было подпитываться энергией. Я вжался в угол комнаты, спиной ощущая вибрацию стен. Коммунальный повернулся ко мне – глаза вращаются, изо рта вылетают одна за другой обслюнявленные кровавые сигаретки. Или это были пальцы Шкловского?
Я зажмурился, понимая, что сейчас произойдет.
Шандарахнуло так, что хоть святых выноси. Меня оплескало вонючей жижей, и уровень шума резко устремился к нулю. Где-то скулил Шкловский. Я открыл глаза и увидел пузырящиеся кляксы, впитывающиеся в стены, пол и потолок, забирающие вместе с собой ошметки измененной реальности. На место потертых грязных обоев пришли обои новые, современные, с волнистыми попугайчиками. У подоконника на столе появился компьютер. Пол, оказывается, был покрыт ламинатом, а не дрянным линолеумом. Одним словом, добро пожаловать в нормальный мир.
Неровный шов мерцал, затягиваясь.
Я поднялся, стирая с лица жидкость, похожую на желе. Доковылял до дверей, выглянул. Шкловский сидел на корточках, прислонившись к стене, и аккуратно перематывал окровавленную руку лоскутами разорванных брюк. Не своих, а тех, что раньше висели на веревке. Нижняя челюсть Шкловского тряслась.
Коридор был пуст. Если кто нас и слышал (а слышали, ясное дело, все), то высовываться не торопились. Скорее всего, кто-нибудь уже вызвал полицию.
– Пошли, – сказал я. – Надо убираться. Съездим к доктору, пока вы не околели.
– К нашему? – уточнил бледный до синевы Шкловский.
– Само собой. И пожрать что-нибудь купим по дороге. Я обещал Маше, что сяду на диету. Но не сегодня. С ума сойду от мыслей про шаверму. Правда же?
В закрытой трансляции сыпались лайки. Сотни лайков.
