– Не знаю, просто… Мне кажется, что я ненормальная. Что, если я способна на очень плохие поступки и это и есть настоящая я?
Я постаралась выражаться туманно, превратить свое признание в более распространенный страх, в нечто менее неприятное. Это не сработало.
– Расскажи нам о Мэтью Маршалле, – приказала Фелисити.
От звука его имени у меня кровь застыла в жилах.
– Откуда вы об этом знаете?
– Мы все знаем, – сказала Фелисити.
– Материалы этого дела не оглашались, – пробормотала я. – Я несовершеннолетняя.
– Мой отец – прокурор штата, – напомнил Тайер, и в его голосе прозвучало смутное извинение. – Это было не так уж трудно выяснить.
Мое сердце затрепыхалось в груди, словно умоляя, чтобы его выпустили на волю. Я не могла выдавить ни слова. Я едва могла дышать.
– Рейчел, ты не обязана нам ничего рассказывать, – заговорил Фредди. – Но мы не сможем принять тебя в клуб, пока ты не пройдешь настоящее испытание. Оно не должно быть легким. Но это послужит для нас доказательством. И, надеюсь, мы тоже сможем тебе кое-что доказать.
– Да, ты не обязана говорить нам, – с меньшей любезностью вмешалась Фелисити. – Но мы и так уже все знаем.
– Ты можешь довериться нам, – мягко произнес Фредди. – Мы не станем тебя осуждать.
Я так старалась скрыть эту часть себя. Оставить позади свою жизнь на Лонг-Айленде и начать все заново. Но передо мной сидели люди, которые желали выслушать эту историю. Они словно бросали мне вызов, заставляли меня говорить об этом. И я хотела ответить им таким же вызовом. Пусть послушают.
– В прошлом году ко мне вломились, когда я осталась одна дома, – ровным тоном заговорила я. – За мной погнался парень в маске. Напал на меня в кухне. Его звали Мэтью Маршалл.
Отчасти потому, что я не видела лиц собеседников, признаваться было легче.
– Я пыталась отбиться, но он схватил меня, и он был сильный. Мы оба упали. Он прижал меня к полу. И я помню лишь, какой холодной была плитка.
Я глубоко вздохнула, ощутив все как наяву, так четко, как будто снова очутилась там, беспомощная. Как будто луч фонарика стал туннелем, уводящим меня прямо в те события.
– Я брыкалась ногами и боролась изо всех сил, но…
Воспоминания нахлынули быстро, но вместо того, чтобы зажмуриться и постараться отвлечься, я погрузилась в них. Говорить становилось все труднее, словно чьи-то руки схватили меня за горло и сжимали все крепче.
– У него был нож…
Я добралась до самой трудной части, о которой говорила только с мамой, полицией и психотерапевтом, прежде чем отказалась вообще вспоминать. Но я уже зашла слишком далеко. Оставалось либо проглотить эти слова, либо выплюнуть.
– Я старалась отвести острие ножа от себя. Мы оба дрались. Он поскользнулся и…
Я провела ногтями по рукам, хотя ничего не чесалось. На самом деле я вообще ничего не чувствовала. В ожидании боли я царапала себя все сильнее и сильнее, не в силах остановиться.
– Нож вошел в него. И он умер.
Стоило сказать это вслух, и я поняла, как неправильно звучат эти слова. Но за ними стояла целая история. О том, кем я была. О том, что я сделала.
Чью жизнь я оборвала.
Я не сказала, что убила его. Хотя именно это я и сделала. Я не смогла этого сказать, даже теперь, когда пыталась освободиться от правды. И не думала, что когда-нибудь вообще смогу произнести это.
Именно об этом я не могла перестать думать целый год. Этот призрак преследовал меня.
– Он был обычным старшеклассником. Поступил в Браун
