- Ну не тварь? – вылетела из меня привычная по отношению к Казарцеву фраза.
4. Глава 4
Валерия
- Уважаемый суд! Позиция моего клиента однозначна. Мариана Клоди нарушила брачный контракт и изменила мужу с его же водителем, поэтому она не имеет права на компенсацию морального ущерба. Доказательства вложены в дело и предоставлены на Ваше ознакомление.
Глеб уверенно стоял на трибуне в строгом, тёмно-синем костюме, разбавленным чуть легкомысленным жилетом в тонкую полоску, и чётко проговаривал свою речь. Пока он перечислял доказательства, судья перебирал папку с делом и кивал головой. То, что для рассмотрения нам назначили Грача, самого чёрствого судью, снизило шансы на победу. С женщинами, в большинстве случаев, такие дела разрешаются проще, и чаще всего в пользу обиженных жён, но что может решить мужик, ни разу не женившийся и проживший до пятидесяти шести лет одиноким бобылём?
Казарцев рассказывал слёзную историю, как его клиент болезненно пережил стресс, узнав об измене жены, как глушил горе в спиртном, как пострадала его самооценка, и его голос искусно вибрировал, проецируя яркие картинки убитого горем Матвея, стоящего на краю табуретки и продевающего голову в петлю. Бедный Матвейчик, и какой театральный талант пропадает у Глеба.
Грач оторвался от просмотра документов, с одобрением смотрел на Казарцева и согласно кивал головой. И чем больше Глеб говорил, тем отчётливее до меня доходило, что без кассации здесь не обойтись. Он закончил речь, и на его место встала я. Смысла что-то доказывать в данной ситуации не видела, но адвоката кормит язык, поэтому пришлось собраться и выдать заученный текст.
Кажется, театральный талант пропадал и у меня. Грач менялся в лице, хмурился, пролистывал папку с моими документами, качал головой и посматривал в сторону Глеба. Тот внимательно наблюдал за мной, оценивая свои шансы, затрату времени и просчитывая предположительное количество заседаний.
Да, Глебушка. Я тоже так могу. Я уже пять лет работаю на публику и вывожу на слезу отрепетированным голосом. Сидела бы на месте Грача Тухикова, или Ольховская – всё было бы сыгранно за два захода. Я профессионально играла интонацией, открыто смотрела в глаза судье и безбожно врала о нервном истощение Марьяны, о её порушенных мечтах на большую, крепкую семью, приплела длительную работу с психологом и попытки образумить мужа и сохранить брак, лишь бы Матвей не изменял.
Из зала мы вышли с чувством выполненного долга и с назначенным следующим заседанием через месяц. Входя в лифт, столкнулись плечами, но моей злости хватило на резкую подачу вперёд, и Глебу пришлось уступить.
- У тебя, оказывается, есть зубки, Валерия Генриховна, - усмехнулся он, делая шаг вперёд и проталкивая меня к стенке, отдающей холодной сталью. Душный воздух кабины смешался с моим любимым L’Homme Ideal, обволакивая терпкой сладостью. – Какая речь, какой ломающийся голос, сколько чувств, сколько экспрессии.
- Могу то же сказать о тебе, Глеб Вадимович, - положила руки ему на грудь, приятно поёжившись внутри от горячей рельефности под ладонями, провела вверх-вниз и попыталась оттолкнуть, морща нос и демонстрируя свою неприязнь от его внедрения в моё личное пространство. – Даже я, зная о блядской натуре Матвеюшки, представила его с верёвкой на шее и отсутствием тяги к жизни.
Двери лифта с грохотом открылись, оторвав высокомерного хама от меня и разбавив приторность сгустившегося морока. Вроде, мы сказали достаточно друг другу для столь короткой встречи, и следовало бы попрощаться и разойтись, что я собиралась сделать, но Глеб схватил меня за запястье, дёрнул на себя и потащил в сторону туалета.
