Она протягивает руку, а я, не в силах пошевелиться, одурманенный не то страхом, не то любопытством, не то ещё чем-то, позволяю ей коснуться моей груди.
Ещё издали, ощущаю леденящий холод от её рук. Но когда она касается ткани моей рубашки, даже не доходя до кожи, меня обдает таким леденящим, пронизывающим морозом, что кажется, будто сердце сейчас просто застынет.
– Не стоит, – я мягко перехватываю ладонь Насти и увожу её в сторону. Моя кисть будто окоченела от холода, я сжимаю руку второй ладонью.
В этом сне слишком яркие ощущения.
– Чего же ты хочешь, Сновидец? – шепчет она.
Поднимаю на неё взгляд
– Ты… как будто сама, пришла. Так что лучше тебе ответить, на этот вопрос.
– Но ты звал меня. Весь день ты звал меня. И я пришла к тебе, – её голос тихий, тонкий, очень женственный, вкрадчивый. Глаза большие и доверчивые, сейчас она совершенно не кажется мне хищной, или хитрой. Скорее наоборот, невинной и наивной.
Глупо смотрю на девушку. Звал её. Когда и как?
Когда думал о ней? Когда вспоминал её? Когда пытался запомнить улетучивающееся видение?
– Запоминай меня, – Настя будто отвечает на мои мысли и отходит на шаг.
– То есть?
– Тебе же нужно помнить меня, чтобы восстановить картину, – говорит она. – Пойми, какой я должна быть и стремись к этому, Сновидец. Запоминай.
– Хорошо, – покорно говорю я. И понимаю, что если просто очнусь, то будет как днём. Я снова забуду её. Я должен ощутить. – Позволь… позвольте запомнить вас.
Протягиваю руки, пытаясь знаками пояснить, что я имею ввиду. Девушка улыбается и слегка вытягивает лицо, приглашая меня.
Осторожно ступаю к ней и касаюсь её лица, стараясь не замечать пронизывающего мороза её кожи. Настя закрывает глаза, покорно позволяя касаться её.
Стараюсь не думать о том, что она почти обнажена. Послушна. Что мы одни. И что это сон. Думать только о её лице, о картине, о творчестве. Она моя муза. Не более.
Она будто понимает мои мысли, мягко и чуть насмешливо улыбается. Я отстраняюсь, злясь на себя, за то, как глупо выгляжу. Как мальчишка, который впервые увидел женщину.
– Я достаточно запомнил, – произношу, стараясь удержать свой голос от дрожи.
Она дарит мне мягкий взгляд и лёгкий кивок.
– Твоей женщины здесь нет. Это просто сон.
Пропускаю реплику мимо ушей и отвожу взгляд.
– Кто тебя… нарисовал? Кто автор картины? – спрашиваю я, не знаю, зачем. Просто чтобы сменить тему.
– Он мертв.
– Его наследники…
– Ты можешь продать её. Назвать своей. Поверь мне, люди захотят её купить. Купить меня, – она произносит это тихо, разворачивается и идёт во тьму.
Едва я ощущаю лёгкую панику оттого, что она сейчас исчезнет, как Настя снова поворачивается ко мне и неожиданно резко садится, на только ей видное кресло.
Нет, не кресло. Постель. Она укладывается в позу, как на картине и я всматриваюсь, пытаясь запомнить детали.
– Хорошо. Если вы разрешаете, использовать её, я…
– Он не будет против.
Кто?
Автор.
Секундное замешательство.
Он мёртв, – повторяю я её слова.
И он не будет против, – повторяет она снова. – Только восстанови её. Пожалуйста. Это очень важно. И сделай её такой, какой она была. Прошу тебя.
Киваю.
– Я – Олег, – зачем-то говорю я и тут же злюсь на себя же. Как же глупо я себя веду. Была бы тут Лера, она бы высмеяла меня, и влепила бы по лицу за это. И, возможно, была бы права.
– Хорошо, – Настя улыбается и серьезно кивает, будто позволяя мне носить моё имя.
