– Мы ушли! – крикнула Клава по привычке.
– Я вижу, – проворчала Мария Васильевна и поспешила закрыть за ними дверь. Глубоко вздохнула, наконец-то дома одна. Если бы была возможность снимать дочери отдельную квартиру или комнату, Мария Васильевна этой возможностью бы воспользовалась. Но оставлять ребенка с этой безалаберной девицей выше ее сил. Вот как Клава собралась воспитывать Олежку, если сама еще дите? Пустая голова, и в кого она такая непутевая? Мария Васильевна опять вздохнула – в родителей, разумеется.
***
Клава почти не глядела по сторонам и тащила ребенка за руку. Олежка не сопротивлялся. Сосредоточенно смотрел вперед и быстро-быстро перебирал ножками. Когда ему надоело, он просто повис на маминой руке.
– Олежка, – сказала Клава строго, – пойдем, мы же гуляем.
Олежка молча уставился на нее исподлобья.
– Олежка, – Клава потянула мальчика за собой, – пойдем.
Олежка захныкал и потянул маму в другую сторону.
– Ну куда ты хочешь? – спросила Клава, теряя терпение, но все же пошла за сыном. Не все ли равно, куда идти гулять?
Олежка довел маму до края дома, остановился, посмотрел себе под ноги и пошел обратно.
– Нам надо в магазин, – сказала Клава. – Давай, все купим и пойдем домой, Олежка?
Олежка ожидаемо не ответил. Клава поволокла ребенка к магазину. Какого хрена, думала она, какого хрена мама сама не могла зайти в магазин после работы? Ей же по пути. Но нет, лучше запрячь дочь, чтобы та делала крюк и тащилась с ребенком в одной руке и покупками в другой. И всегда так было, даже сразу после родов, мама всегда настаивала, чтобы Клава сама тащила огромную тяжелую коляску с четвертого этажа, шла с Олежкой за продуктами в дальний супермаркет, а потом все сама затаскивала обратно на четвертый этаж. Доставку продуктов на дом Клавина мама в принципе не признавала, потому что “соседи будут говорить, будто к тебе мужики ходят".
А потом приходилось выслушивать нотации, что Клава и ходила долго, и истории в духе “вот в мое время". Истории не худшее. Прошло уже три года, но время от времени Мария Васильевна разражалась лекциями и истериками по поводу Олежкиной безотцовщины и ласково называла ребенка сироткой. В такие моменты Клава ее терпеть не могла.
Мать жаловалась, что Клава никак не выйдет замуж, но и встречаться с мужчинами не позволяла. “Уже принесла одного в подоле" был ее весомый аргумент.
Если бы была возможность снимать комнату и переехать от матери, Клава этой возможностью бы воспользовалась. Но ни работы, ни денег на съем жилья не было, так что мечты оставались мечтами. К тому же, терпела же она мать на протяжении двадцати с лишним лет, можно и еще потерпеть, думала Клава.
Чем ближе Клава с Олежкой подходили к магазину, тем больше мальчишка капризничал.
– Ну, Олежка, – уговаривала Клава. Олежке не нравился магазин, не нравилась толчея внутри и запахи. Особенно запахи. Стоило ступить за стеклянные двери, как он начинал орать и размазывать сопли по лицу. Клава упрямо тащила сынишку за собой, делая вид, что не происходит ничего особенного. Ей казалось, что даже охранники смотрят на нее с осуждением.
– Успокойте ребенка! – скомандовала сердитая старушка, пока Клава выбирала сетку с луком получше. Седые волосы старушки старательно уложены, надето на ней старомодное, но стильное платье, губы подведены неяркой помадой, и пахло от нее явно недешевыми духами. Впечатление портил лишь желчный цвет лица и та отрешенная сосредоточенность, с которой она выбирала морковку, чуть ли не надкусывая каждую.
