Но здесь его нет, еще бы ему тут быть. Конечно, он уже пошел по своим очень важным делам, например, цеплять тех, кто от него не сбежит.
И хорошо. Ему бы такую, как Малиновская. Змея подколодная обыкновенная…
На остановке замечаю черную низкую иномарку, которая так быстро проезжает мимо меня, что я теперь полностью покрыта грязью с головы до ног.
—Ай!— ушат болота стекает по лицу и ниже, и в таком состоянии, отплевываясь от грязи, я пытаюсь зайти в автобус.
—Вот бедняжка! Твари какие, держи, — пассажиры участливо дают мне салфетки, а я, глотая слезы, осторожно вытираю ими лицо.
В целом, день не задался. Как и неделя. Может мне уже и на год поставить крестик?
К моменту, как приезжаю домой, мне настолько холодно, что зубы громко стучат друг о дружку.
Едва переставляя ноги и удерживая в дрожащих руках сумку с учебниками, я поднимаюсь на свой этаж, с содроганием представляя, что я там могу увидеть.
Тихонько захожу внутрь, едва слышно проворачивая замок. Тихо. Это хорошо, что тихо? Да, наверное.
Разуваюсь и кладу пошарпанную сумку в углу. Стягиваю мокрую куртку, клубком сворачиваю и тоже на пол укладываю.
Обувь отца отсутствует, бушлата не видно, но может мама чистит его, как обычно, а обувь вполне может сохнуть в ванной.
Свою одежду надо бы быстро застирать, чтобы было в чем завтра пойти.
Сердце так громко стучит, что мне практически больно. Ну же, успокойся. И оно внезапно замирает, отчего я могу сосчитать время бездействия мышцы внутри. Один-два-три-четыре, запуск.
Когда по полу скользит тень, я вся замираю, мысленно молясь только об одном. Лишь бы не он, пожалуйста.
—Доча? — тихий голос мамы облегчает мой страх. Повезло в этот раз?
—Привет, мам, — с накатившей волной расслабления шепчу, сгребая в руки грязную одежду. Загорается тусклый свет, в его отражении видно синяки и ссадины на прекрасном лице моей мамы. При виде них мне больно физически.
Но сегодня они выглядят лучше, и это следует признать.
—Что случилось?
—Та обляпали, мам, не переживай, сейчас застираю.
—Давай я сама, ты кушать, и отдыхать, пока…
И замолкает, вглядываясь в меня внимательно-внимательно, в самую душу. Можно не говорить, что «пока», мы ведь понимаем истинную причину скорости во всем. Мурашки по коже скачут табуном, и я вытягиваюсь, чувствую фантомную боль в скуле.
—Спасибо…
Забираю только сумку, прячу ее под рабочий стол в своей комнате, а зашить собираюсь позже, когда пары выучу. Умывшись и тщательно вымыв руки, пью таблетки и сажусь ужинать. Аппетит разгорается зверский.
—Как ты, золото мое? Что нового? — мама садится напротив меня и внимательно рассматривает меня.
С аппетитом кушаю, улыбаюсь и понимаю, что маму расстраивать я не собираюсь. Только шире улыбаюсь, но фальшь во всем заставляет внутренности свернуться узлом.
—Все хорошо, много заданий, надеюсь, что все успею сделать, мне бы еще в библиотеку сходить. Наверное, завтра. Большой проект намечается, — вожу вилкой по тарелке, собирая зелень.
—Сходи, конечно, только помни про…
—Да, конечно, мам, я все помню, вот почему сегодня решила не идти. Завтра вместо физкультуры схожу и времени будет больше, — сжимаю вилку с силой и прикусываю губу. Тошно. Тошно мне.
—А как самочувствие? Ничего не беспокоит?
—Все хорошо, мам, не волнуйся.
И как назло, ощущаю болезненный укол в сердце, и он заставляет меня зажмуриться. Но мама как раз встает с места и произносит тихое:
