Он отчетливо смотрит на меня, не меняя лицо. Что-то тянет меня посмотреть вниз и я теряю улыбку, озадачившись тем, что в его руке.
– Это браслет Оливии, – просто объясняет Кейн. – Она потеряла его дома, хотя никогда с ним не расстается. Это мой подарок на ее прошлый день рождения... Для нее он очень важен, а меня к ней больше не пустят на этой неделе. Сможешь передать ей?
Мне становится стыдно за свой неуместный флирт и я отчаянно краснею. Я тянусь к браслету и сжимаю хрупкое серебряное украшение со свисающей белочкой.
– Смогу конечно.
– Спасибо, Ким.
Голос Кейна мягко утихает в моих ушах. Это непростая благодарность — я чувствую, что она выходит откуда-то из глубин души, и когда понимаю это, сердце мое падает вниз. Это отчаянное осознание того, что надежда есть. Он вытащит малышку из этого ада. А я помогу ему всем, чем только смогу.
Я крепко сжимаю браслет в ладони и льну к нему всем телом, он прижимает меня к себе, целует в висок и снова выдыхает:
– Спасибо, – шепчет он.
Я улыбаюсь. Не знаю как. Губы сами расходятся в осторожной, ласковой улыбке. Кейн медленно оглаживает линию моего лица, внимательно изучает его, затем отпускает меня и оглядывается в сторону объекта.
– Мне уже пора, Ким. Парни будут негодовать.
Я с трудом узнаю его внезапно притихший голос. Я смотрю на его припущенную линию ресниц и чувствую, как внутри что-то переворачивается. Кейн снова поднимает на меня взгляд и я не могу не заметить скрытую печаль на дне его прекрасных глаз. И почему же время так быстро пролетает, когда он рядом...
Мне не остается ничего, кроме как безропотно согласиться.
Да, я знаю его напарников. Их пятеро, и все они гораздо старше Кейна за исключением одного парня, которому на вид не больше двадцати, но я не помню, как его зовут.
Я киваю и мы поднимаемся со скамьи, Кейн закрывает мой бокс, закручивает колпачком термос и аккуратно складывает их в сумку. Я молча ожидаю, когда он застегивает молнию моего рюкзака, а потом протягивает мне.
Я снова киваю и беру ее, сжимая ремешок немного сильнее пальцами. Сделав вдох-выдох, я легонько прикусываю губу, сдерживая за этим легкую грусть:
– Хорошо. Люблю тебя.
Кейн немного приподнимает уголки губ и я робко ему отвечаю. Я замечаю оживленный блеск в синих глазах, но больше ничего, и я оборачиваюсь, уже не дожидаясь ответа, но меня неожиданно останавливает его рука.
– Ким, – его голос, тихий и мягкий, утопает в местной тишине. – Сегодня вечером я приду.
Кейн отпускает меня и несколько секунд смотрит, но до меня доходит смысл его слов уже когда он прячется за углом.
Я стою и улыбаюсь, как дура. Потому что да. Я буду ждать его.
17. 17
Передний двор приюта переполнен детьми: одни бегают на детской площадке, галдят, стоя в стайках, другие играют в догонялки, визжа от восторга. Все они разного возраста; есть и старшие дети, одни играют мячом, другие болтают, сбившись небольшими кучками. Дверь главного корпуса открывается и оттуда вываливается еще одна толпа детворы. Они такие забавные в своей суматохе, щебечут как маленькие птички. Я стою в тени высокой айвы, у невысокого забора с задней стороны двора. Отсюда меня вряд ли хорошо видно, поэтому я подхожу к нему вплотную и хватаюсь за металлические секционные поручни. Воспитателей я не могу найти, хоть и знаю, что они не оставляют детей одних. Возможно, они смешались во всей этой пестрой толкотне, охватывающей площадку перед входом, поэтому я просто их не вижу. Среди толпы мне даже не сразу удается рассмотреть знакомую золотистую шевелюру, разгуливающую на детском стадионе.
