– У нее есть родной брат, – цежу сквозь зубы. – Они не виноваты, что у них такая мать.
- Виноваты или нет... Это дело уже не твое. Пока их нерадивая мать лечится от алкоголизма, родной брат Оливии оставляет ее одну с утра до ночи. Ребенок сам дома, где нет ни света, ни газа, ни тепла, ни даже нормальной еды. У него был шанс и мы даже закрыли глаза на крайне неприемлемые условия, но это уже перебор. Спасибо соседям, которые вовремя сообщили об этом безобразии в социальную службу.
Я слышу, как скрипнули мои зубы. Он работает, работает, вашу мать. Не покладает рук днем и ночью, и никогда, никогда не позволял Оливии голодать. Последний кусок хлеба отдаст, если нужно, всю землю перегрызет ради нее.
– Иди лучше домой, Кимберли.
Не бывает светлых полос без темных. Не бывает добра без зла. Мой затуманенный разум витал где-то на краю пропасти, пока мои ноги в школьных кедах отстукивали глухие шаги по прохладной земле с мелким гравием. Возвращаясь по сокращенной тропе, ведущей к заднему ходу школы, я уже твердо верила, что когда-нибудь и мы доберёмся до этой недостижимой светлой полосы.
18. 18
Здесь другой вид.
Совершенно другой.
Пение птиц мягко летает по опушке леса: вьется вокруг вечнозеленых сосен, свистит легким ветерком в воздухе, отстукивается негромким эхом в дуплах стройных тополей и редких еловых рощиц, нарушая неприкосновенность лесной тишины.
Мы оказались на самой красивой лужайке мира, вокруг стоит густой, девственный лес. Сквозь деревья прорезается мягкий просвет, птенцы порхают с ветки на ветку, вспенивая зеленые листья.
Мы с Кейном находимся среди разнообразия сиреневых, желтых и белых цветов, неподалеку журчит ручеек. Я лежу на его груди и довольно жмурюсь, подставляя подбородок мирному сиянию неба. Солнце стоит высоко, освещая лужайку ярким и уютным светом. Вокруг нас бескрайний лес, в котором нет никого, кроме нас двоих. Честно говоря, я никогда никого еще не встречала на этой полянке.
– Не хочу никуда идти, – мой голос мягко утопает в безлюдной тишине леса. Ветерок лениво трепает наши волосы, шевелит листья на ветках, наполняя воздух тягучими древесными ароматами.
Кейн мягко перебирает мои золотисто-каштановые кудри, теплое дыхание ласкает мою кожу, наши вдохи тихие и умиротворенные. Я понимаю, почему Кейн захотел встретиться именно здесь: кругом ни души, ни построек, и только природа.
– Я тоже, – говорит он тихо.
Я улыбаюсь.
Кейн убирает руку, отстраняясь с такой осторожностью, какой я и не думала у него обнаружить.
Я смотрю, как он тянется к учебнику, одиноко брошенному в яркую подушку цветов.
- Оставь, - перебиваю его, сбрасывая назад.
Кейн неодобрительно качает головой, но не возражает, он снова притягивает меня к себе и обнимает за плечи.
– Мне не нравится, что из-за меня ты стала небрежно относиться к учебе, – нежно упрекает он.
Я втыкаюсь лицом в его грудь, вдыхаю его запах и качаю головой. Я ничего не могу сделать с глупой улыбкой, растянувшейся по лицу.
Да, я снова прогуляла последний урок. Это было совсем несложно, я сказала, что маме нужна моя помощь в предстоящей выставке.
– Ты виделся с Оливией? – осторожно спрашиваю я. Я стараюсь, чтобы голос не выдал моего волнения, но не знаю, выходит ли у меня.
– Мне разрешили забрать ее завтра.
- Кейн... - я сомневаюсь всего миг. – Мэй сказала, что ее отдают в новую семью. Это правда?
В воздухе зависает невозможная тишина. Я знаю, что ему больно это слышать, но не могу с собой ничего поделать.
