Несколько долгих минут побродив по изрисованным коридорам и лестницам, мужчина нашел Ришфельда.
– Тебе от меня так просто не избавиться, – проговорил он, усмехнувшись.
Подошел ближе, присаживаясь на корточках около демона, слабо освещая его лицо.
– Что будем делать дальше?
– Все то, что я делал ранее. Сражаться и убегать. Я очень устал и, кажется, что вот-вот сойду с ума. Кровь не останавливается.
Дотронулся до раны на животе, а потом прошелся рукой по всему телу, где были порезы, царапины или синяки.
– Я не умею даже в форме демона исцеляться, как нормальные представители демонической расы. Фениксы живут… и быстро умирают. Печально, да?
Дайн дернул крыльями, сворачивая их поудобнее, чтобы не надавить рукой. Поднял руку вверх, будто желал ухватиться за небесную пелену или достать звезду.
Никлас сел на холодный и грязный бетон, совершенно ни о чем не волнуясь. Как бы невзначай, он шарит рукой около парня, наконец, находя его, сжимает, словно говоря, что все будет хорошо.
– Должен же быть другой способ, как сдержать твою силу, – Режевский устремляет свой взгляд к звездам, что усыпали темное полотно. – Фениксы прекрасные и благородные птицы. Они олицетворяют жизнь и веру, умея возрождаться из пепла, – шепчет блондин, улыбаясь, хотя его улыбка видна разве что небу.
– Однако, при том, что фениксы благородны и что-то там символизируют, нас все равно не считали людьми или хорошими существами. Я давно уже не видел кого-то из своего рода. Как видишь, даже феникс не бессмертен. Что касается способа, если он и есть, я его не знаю. Кстати, я не спросил тебя про высоту. Тебе не было страшно? Все же мы летели в темноте. Я сам давно не летал…
Немного помедлив, мужчина произносит, почесав затылок:
– Чего-чего, а высоты я не боюсь… с тобой не страшно.
Дайн улыбнулся, опустил руку и прикрыл глаза.
– Спасибо, Никлас, что не бросил меня.
Перевернулся на бок и укрылся крылом, свернувшись.
Священник осторожно высвобождает руку, аккуратно дотрагиваясь до перьев, будто спрашивая разрешения. Парень поворачивается лицом к нему, чтобы посмотреть и что он там делает с его перьями. Улыбается и выдыхает.
– Только не обожгись.
Подвинул крыло так, чтобы Никласу было удобнее его коснуться.
– Пока я слаб, мне не так нужно что-то, что будет сдерживать меня. Но когда сила начнет снова восполняться… ну, ты понял. И вообще, обо мне ты знаешь уже много, а вот я о тебе почти ничего. Неужели ты и правда так верил в церковь и их "чистые" помыслы?
Режевский улыбается, начиная поглаживать крыло уже более уверенно. Под пальцами ощущается мягкость и тепло. Никлас придвигает ноги к груди, обхватывает свободной рукой и устраивает на них голову.
– Верил и продолжаю верить… в свои идеалы. Я искренне считал, что церковь, то немногое, что им соответствует, но…, – священник замолкает. Он усмехнулся, тряхнув головой, отчего непослушные пряди закрыли обзор. – Признаю, я был глуп и слеп, все это стоило разглядеть раньше. Если хочешь что-то спросить, то спрашивай. Я не умею рассказывать о себе, но на вопросы отвечу.
– Ну, для начала. Что с твоей семьей? Живы? Если да, то почему ты не рядом с ними? – Дайн не был уверен, что стоит задавать этот вопрос. Он может стать неловким, но ему очень хотелось знать. – Потом… как ты вообще попал в церковь? Чем любишь заниматься в свободное время? Хотел бы быть обычным человеком? И… – сделал паузу. – Хотя нет.
