– Постой-постой! Но откуда тебе знать, что тебя отравили родители?
– А кто же? – удивился Торн.
Белые перчатки подняли с пола два осколка и соединили.
– Понимаешь, Торн, прежде чем обвинять кого-то или наказывать, надо разобраться. Я уверен, родители не хотели тебе зла. Давай вместе поразмыслим, что на самом деле произошло, а?
Щенок шмыгнул носом.
– Вы, наверное, были хорошим отцом… А вас убили?
– Нет. Я застрелился, чтобы не застрелить дочь. У меня до сих пор теплится надежда, что все-таки Ребекка жива. Но… вряд ли.
– Да что он знает? – настойчиво зашептал голос в голове. – Видишь, он счастливее тебя. А ты еще с ним разговариваешь?..
– У вас хоть надежда есть… – прошипел вдруг щенок, изменившись в мордочке. – А у меня?! Я-то жив! И кто еще мог подсыпать мне что-то в чай, кроме мамы?! И… они знали, что умрут! Они это были, точно! А вы… Все родители одинаковые! Вы бы тоже так сделали!.. Вы…
Торн замахнулся лапой, но кулак впечатался лишь в пустоту – у призраков ведь нет физических тел. Вконец обозлившись, щенок ударил по какой-то вазе, и та упала, разлетевшись на осколки. Торн охнул, когда один осколок впился ему в штанину и пулей выскочил из комнаты.
– Вы – что?! – ахнула Мэри, упирая кулаки в бока.
– Ходили в город, – совершенно спокойно ответила Бекка. Она спиной чувствовала, как Ланс, Джо, Карлос и остальные, включая и Дункана, наблюдают сквозь щелочку. Чуткие уши волчица улавливали беспокойное шушуканье и нестройный шепот: все гадали, чем кончится беседа Кровавой Мэри с ее любимицей.
В толпе детей стояла Луиса. Упитанная корова прикладывала ушко к прохладному черному дереву двери, опасаясь попасться на глаза лисы. Уж Луиса-то знала: если Мэри в гневе, лучше не быть в поле ее зрения, пока не остынет… Если вообще остынет.
Комната тонула во мраке. Окна, задернутые величественной тяжестью черного бархата, не пропускали света с улицы. Расставленные по комнате горящие свечи подергивали золотистыми языками.
У двери сидел высокий козел в синем камзоле. Его глаза с поперечными узкими зрачками холодно и невозмутимо взирали на две фигурки. Смиту было плевать на все и всех вокруг. Или почти на всех.
По знаку Мэри козел встал и плотнее закрыл дверь. Это не помешало особо юрким зверькам прильнуть к замочной скважине и сообщать остальным, что происходит.
– Я знаю, что мой отец ни при чем, – решительно процедила Бекка. – Это духи древних богов. Их появление наверняка связано с изменением в жизни города или чем-то еще, но это не относится к папиной сюите.
– С чего такая уверенность? – хмыкнула Мэри.
– С того, что Фараону не понадобилось бы вызывать богов.
– Эти боги больше похожи на неупокойников, – возразила Мэри. – Смуты. Паника в городе. А если богов подчинить себе – много смертей. Думаешь, Фараон бы не хотел этого?!
Ее тон не обещал ничего хорошего, но Бекку эти слова только раззадорили.
– Расскажи ты мне хоть что-то, я бы и не предпринимала ничего! И вообще… Ты не запрещала мне искать ответов! Не думаешь, что мне приелось скромно плестись у тебя в хвосте? Твоя организация – это тени, но я – не тень! Я – волчица, понимаешь? Мой народ в древности охотился стаями, но каждый волк хотел свободы! Я думала, что ты, и правда, меня выделила, – с горечью добавила Бекка, дотрагиваясь до браслета на хвосте. – Думала, что я, наконец, стала особенной в твоих глазах.
