– А я помню тебя в «Ромео и Джульетте».
– Был такой эпизод в этой неудавшейся карьере.
– А я не согласна. Что это – неудавшейся? Ты там вообще-то мужа нашла, а еще бы год – и заслуженную артистку получила бы, почему же неудачная…
– Это не я, это он меня там нашел…
– Тем более. Поехал за тобой из Москвы, бросил все.
– Ничего, зато я его в театре тоже неплохо устроила… главный энергетик…
– А я до сих пор не понимаю, почему вы оттуда ушли.
– Да как тебе, Тань, это ж террариум. Инженю, субретки, прости господи, и прыгучие девушки кордебалета. Прыгают все не туда. Это с одной стороны, с его, так сказать. А с актрисами вся режиссура, извини, через постель… Не место там для семьи.
– Гусь ваш очень хорош, – сказала Женя, – стоит напряженно, как скульптура. Древние греки разводили их не для еды, а держали за красоту.
– Да, он такой у нас, вечно напряженный…
– Но мы-то еще не древние, да, девочки? – сказала немного захмелевшая Татьяна, – нам еще кое-что нужно, кроме их красоты.
– Бруно! – резко и громко закричала Светлана. – Пошел отсюда!
Гусь не дрогнул.
– Не нравится ему, Сизова, твое грубое обращение, – сказала Татьяна.
– Bruno, beau, reviens, je vais pardonner, – ласково позвала Женя, но с тем же результатом.
– Дождется он у меня великой французской революции.
– А со своими-то он как, а, Свет, кавалер этот?
– Никак. Давайте за нас, за женщин, за красоту нашу сказочную, а то уже совсем нас эти гуси игнорируют, – сказала Светлана, посмотрев на часы. Все снова засмеялись.
– То есть совсем никак? – выпив бокал, решила уточнить Татьяна.
Светлана повернулась к ней и, глядя в глаза, сказала:
– Крупнова, если это тебя так интересует, то совсем. Ты не поверишь. Просто вот не трахает их ни разу – и все. Понимаешь? Брезгует.
Татьяна, улыбаясь и не отводя взгляда, ласково сказала:
– Понятно. Значит, это идейный ходок, дело в принципе.
– В каком, просвети нас, таком принципе?
– Не в происхождении, не в образовании и не в красоте, – сказала вдруг Женя.
– Так, еще одна цитата. Скажи, Тань, в каком принципе?
– Ближние им не интересны. Загадка нужна, а загадка – она за забором. Отсюда принцип – ходить за забор.
– Тут согласна. Без забора все бабы одинаковые.
– Да ладно, Свет, ты всерьез? А мужчины разные, что ли?
– Ну конечно, – ответила Светлана, – а то ты не знаешь. Природа такая.
– Значит, у нас есть выбор, а у них нет! – ответила, рассмеявшись, Татьяна.
– У нас есть, но мы не выбираем. У них нет, а они все выбирают. Хватит уже этот сушняк, давайте беленькой по пятьдесят грамм, скажем, за удачу.
– Я пас, – сказала Женя, – а то я на своем велосипеде не доеду, свалюсь.
– Вольному – воля, пьем кто за что: за удачу, за детей или за ушедшее здоровье. Так. Ой, сейчас, подождите, аттракцион, аттракцион! Яблоки мои любимые, с двух яблонь. – Светлана встала и осторожно сделала несколько шагов к соседней яблоне, сдвигая резиновыми розовыми полусапожками лежащую сплошным ковром падалицу. Набила карманы фартука и направилась к другой яблоне. Остановилась на полдороге, повернулась и крикнула: – Смотри, сейчас постоит, потом голову в щель просунет и будет еще полчаса стоять. – И повернула к дому.
– Ты что, плохо себя чувствуешь, Жень? – спросила Татьяна. – И вино по чуть-чуть, и не ешь ничего.
– Да не хочется что-то, с утра сладкого похватала, а потом с Машей на велосипедах по жаре – аппетита совсем нет, – ответила Женя.
