Читать онлайн Галина Артемьева - Пуговица

– Я была совсем одна. И мне было все равно. Обо мне никто не думал. И я не думала ни о ком. Я хотела вспомнить, а была ли жизнь вообще.

И тогда я принялась вспоминать…

Так она сейчас думает. Высокая, стройная, длинноволосая, молодая… Здесь задумаются, как обратиться: дама или барышня. Но одно безошибочно определяется с первого взгляда даже самым не искушенным в вопросах моды и стиля случайным прохожим: неброский, но внятный шик ее облика. Таким обычно завидуют. О таких говорят, что уж у нее-то все – лучше не придумаешь. Было, есть и будет. Ну, пусть так себе и представляют.

Швейцарский город Люцерн в лучах заходящего летнего солнца прекрасен. Он казался бы игрушечным, сооруженным добрым волшебником по мановению волшебной палочки: взмах – и появился крытый деревянный мост с дивными картинами на потолке и яркими цветами по бокам, ведущий к старинной башне; другой взмах – и возникли удивительные дома на берегу бескрайнего Люцернского озера, простирающегося на четыре кантона страны… Рай для любознательных туристов. То, что все сотворено людьми, их упорным многовековым трудом, понимается, впрочем, быстро: достаточно взглянуть на окружающие город горы, на вечно заснеженные Альпы в отдалении, на мощный величественный Пилатус, у подножия которого, по преданию, похоронен тот самый Понтий Пилат, который не спас Иисуса Христа от распятия, хотя и мог. Он был обычным воякой, а уйдя на пенсию, заселился в прекрасной стране Гельвеции[1], здесь и обрел вечное свое пристанище.

Горы с людьми не шутят. Сильные характеры нужны живущим здесь людям, чтобы не впадать в отчаяние, если сель или снежная лавина уничтожают то, что, казалось, должно простоять не то что века – тысячелетия. И не только не впасть в отчаяние, но и восстановить, отстроить заново. И – не вспоминать со стоном о том, чего не вернешь.

По озеру плавают лебеди, десятки белых прекрасных птиц бесшумно скользят по зеленоватой воде. Глаз не оторвать от их плавного движения. Мост, ведущий от вокзала в старый город, полон машин, людей, которые не знают, чем успеть налюбоваться: последними бликами уходящего солнца, глубокой водой, меняющей свой цвет, розоватыми вершинами гор или мощным бегом реки Ройс, именно тут и впадающей в озеро.

Никому нет дела до одинокой фигурки, застывшей в раздумье, что стоит на чужом мосту у чужого озера со странным предметом, переливающимся на ладони розово-фиолетово-голубыми отблесками.

А она, между тем, пытается вспомнить то, что составляло когда-то ее счастье: собственную жизнь.

И вспоминается почему-то старенький анекдот с длинной седой бородой:

Звонок в дверь.

– Дззззззззззззз!

На пороге весь искромсанный, перекошенный инвалид. Смотреть страшно.

– Иванова Марьванна?

– Я!

– В таком-то году аборт делали?

– Делала! – вибрирует Марьванна.

– Плод по голове молотком били?

– Била!

– В мусоропровод выбрасывали?

– Выбрасывала!

– Мама! Я вернулся!

Вот именно этим самым инвалидом и представляла себя иной раз Рыся. Не то чтобы постоянно, но бывало…

То ли Судьба ее, то ли Родина-мать (что тоже – судьба). Кто из них Марьванна?.. Не со зла, но ощутимо, ради, очевидно, избавления от плода или просто по буйности характера, так и норовила сердешная наподдать молотком то по голове, то по чему еще… И после всех перечисленных действий выкинуть в мусоропровод: много вас тут развелось, пошли все вон отсюда.

Все-таки они по большей части выстаивали, не скатывались вниз, вырастали, взрослели… Получались из них характеры! С большой буквы. Те самые Характеры из Русских Селений, воспетые Некрасовым.

Коня на скаку останавливать нужды почти ни у кого не было. Да и фиг бы с ним, с конем. Пусть скачет. Немного их осталось.

А избы себе как горели, так и горят. И порой уже хочется в них войти и остаться навсегда, чтоб не участвовать во всем остальном прочем.

Но вот научиться защищаться и прикрываться, чтоб в душу не плевали и не рыгали, – это искусство! Именно это далеко не у всех получается. Даже скажем – мало у кого. При всей нашей силе характера. Тут мы теряемся и оторопеваем.

Что делать? Как ответить? Как не принять? Как вернуть плевок тому, кто его посылает, да так, чтоб он что-то наконец понял?

Вот этому бы научиться… Хотя она долгое время была уверена, что умеет практически все. У нее ведь не только врожденная сила характера, у нее образование…

Однако получается, что урокам конца не предвидится… Неужели – так?

Появилась она на белый свет первой из пятерых сестер-братьев чуть больше трех десятков лет тому назад в городе Москве, тогдашней столице экспериментального временного государства СССР.

Родители дали своему первенцу гордое имя Регина. Вполне культурные молодые родители: папа – новоиспеченный хирург, мама – переводчица. Поженились сразу после окончания своих престижных вузов. Думали, что по любви. Уверены были. И, естественно, возник у любви плод.

Счастья было! Не описать!

Родители не могли надивиться объявившемуся в семье чуду – маленькой девочке с солнечным одуванчиковым пушком на голове. Они все не верили, что сами зародили это безукоризненно прекрасное существо, все любовались ручками-ножками, тонюсенькими пальчиками-спичками с крохотными, но совсем настоящими ноготками, по форме абсолютно папиными. Их приводили в восторг ее синие глаза, реснички, бровки… Все у девочки имелось, как и полагалось, без отклонений. И все казалось великолепным.

Потому-то и стала она Региной. Но в обиходе, с легкой руки бабушки, звалась юная королева Рыжик из-за медного отлива волосиков, быстро отросших и превратившихся уже в два года в толстую упругую косицу.

Рыжиком она так и продержалась до школы. В детсаду – Рыжик, дома – Рыжик. А в школе с меткой подачи неизменного все одиннадцать лет соседа по парте Дениски стала зваться Рыся.

– Потому что глаза, – объяснил Денька.

Глаза, огромные, зеленые, неподвижные, если пристально во что-то всматривалась, казалось, принадлежали хищнице-рыси. Денька даже принес в школу свою любимую книгу про разных лесных зверей. Глаза большой дикой кошки и цветом, и формой точь-в-точь повторяли Регинкины.

Потом про опасную лесную зверюгу школьные сотоварищи напрочь забыли. Просто училась вместе со всеми длиннокосая девочка с крыжовенными очами по имени Рыська. Вот и все. Без всякой романтики и метафор.

До школы, однако, надо было еще дорасти. В семье постоянно происходили радостные события: один за другим рождались дети. Родителям, видно, очень понравилось рассматривать плоды любовных трудов своих и восхищаться ими. Вот они и любопытствовали – кто и какой в следующий раз появится?

К первому Рыськиному классу их, детей, было уже четверо. Сестричка Сабиночка (да-да, где Регина, там и Сабина), иначе говоря, Птича, потому что, просыпаясь раньше всех, не орала, как сирена, а кротко ворковала в своей кроватке, терпеливо ожидая, когда к ней кто-нибудь подойдет.

Потом вылез на белый свет братик, крепкий, громадный, оручий, требовательный, с огромными кулачищами и круглым пузом. Родители назвали его Егор, а сестры позже сократили гордое имя до более сущностного – Ор. Никто и не возражал – уж очень ему подходило такое наименование.

Далее возник Дай. Даниил, если официально. Но «дай» было первым его словом, оставшимся главным и «на потом», когда заговорил четко, внятно и выразительно.

Затем наступило затишье. Видимо, природа предоставила возможность собраться с силами их матери и отчасти Рыське: ведь на ее плечах, сколько она себя помнила, лежали одни обязанности. Старшая – значит, должна. Почему – она тогда спрашивать не умела. Верила на слово. Ответственность чувствовала ровно столько, сколько помнила себя. Очень хорошо понимала, что заботиться о «накормить-одеть» обязаны мама-папа, а вот «занять-научить» почему-то должна была она. Хотя чему она могла научить? Откуда брались знания, как надо и как не надо? Вообще откуда все это берется, понимание это: хорошо – плохо, нельзя – можно?

Наверное, у девчонок это в крови, в фундаменте их женской сути. Приглядеть, обезопасить, уберечь. Правда, не у всех девчонок.

У Рыси это имелось. Родителям крупно повезло. Досталась бы крикливая требовательная растрепа – вряд ли возникло бы желание продолжать в том же духе. Но им «на новеньких» попалась идеальная, понятливая и сильная духом дочка-первенец.

Вот они и пользовались. Рожали себе, сколько хотели. А еще интеллигентные люди. Эх, да что говорить…

Жили тогда все в нерушимом и могучем государстве, как в зоопарке: знали, что еду им подкинут в определенный час.

Знали, что клетка обеспечена – пусть небольшая, но своя.

Уверены были, что кто-то за ними и приберет, и порядок соблюдет.

Зверям в зоопарке все должны – они-то что могут в неволе? А на воле они гибнут… Только самые хитрые, хищные и каким-то неведомым чудом сохранившие свои инстинкты выживают после неволи, если их отпустить…

Но об этом потом. До клетки и жизни вне ее Рыська додумалась много позже. Сначала в их жизни возникла кладовка, вернее, Кладовка. С большой буквы. Как Дом, как Защита, как Друг, как Убежище. И даже Храм. Ведь в храмах люди спасают свои души. Вот они и спасались. Именно там. И спасаться было от чего, хотя жили они не в страшной сказке, а в обыденной реальности, в своей стране, в своем городе, на своей улице, и все такое… Не должно, по идее, никаких волшебств случаться, если ты живешь себе спокойно, прекрасно отделяя реальное от придуманного.

Но они случались. И еще какие!

У них в семье, например, существовала страшная тайна. О ней нельзя было никому проговориться ни в коем случае. Иначе стыда не оберешься. И вообще все тогда будет плохо. Всё и всем. Так объясняла мама, умоляя Региночку, как самую умненькую и старшенькую, молчать и объяснять это младшим деткам.

Тайна состояла в том, что папа их умел превращаться. Он умел заботиться о них и маме, умел играть, шутить, гулять с ними, сказки рассказывать (редко, правда, но незабываемо). Он умел быть любимым, дорогим, единственным. Пока не надумает превратиться.

Когда Рыська была совсем глупой, еще до трех ее лет, она думала, что у папы есть такая особая заколдованная страшная мертвая вода. Ну, как в сказках описано. Прыгнул в мертвую воду, потом в живую, ожил, помолодел и пошел гулять-радоваться.

Она девчонкой хранила незыблемую уверенность, что папа когда-то, как Иван-царевич, отправился в долгий и опасный путь в поисках невесты, по ходу дела добыл где-то мертвой воды, нашел себе суженую (случайно повезло), после чего с девушкой-красавицей (их будущей мамой) и огромным запасом мертвой воды вернулся на родину. Жить в реальном мире. До живой воды не дошел, о чем тосковал, попивая мертвую воду время от времени.

Чего только ребенок не придумает, не разобравшись толком в реальном, истинном положении дел!

Правда жизни называлась очень прозаично: отец их пил.

Рыся не могла припомнить времени, когда дела обстояли иначе. Дочери впоследствиии расспрашивали маму, как так получилось, что она, красивая, веселая, успешная, уверенная в себе, популярная среди друзей, умная, одаренная, связала свою жизнь с таким… человеком. «Человеком» произносилось с запинкой. Потому как «Человеком» отец был, выглядел и вел себя далеко не всегда. И чем дальше, тем реже.