Так что я ухожу. Пожалуйста, не ищите меня. Мне восемнадцать. У меня ремиссия, я чувствую себя отлично. Я взяла немного денег на то время, пока не найду работу. Отдых – единственное, от чего я устала. Примерно через месяц я дам о себе знать. Собираюсь позвонить Радеку на мобильный, так что лучше отправляйтесь в путь.
Ленка.
P.S. Знаю, глупо говорить, чтобы вы не волновались, но, правда, не надо. Вы научили меня, как о себе позаботиться.
P.P.S. Люблю.
Ленка знала родителей. Что бы она им ни написала, они искали ее, первым делом заглянув в Cirque des Chauve-souris. Она провела пару дней, скрываясь, в основном зависая в Кливлендском Музее искусств, верно рассудив, что это последнее место на земле, где они ожидали ее встретить.
Когда в цирке началось последнее шоу, Ленка быстро обтерлась губкой в туалете музея и отправилась в центр.
Она надеялась проскользнуть внутрь, смешавшись с выходящей из цирка толпой, но обнаружив, что задний двор пуст, занервничала. Пришлось проскользнуть через служебный вход.
Во тьме раздался голос:
– А мы всё гадали, когда ты явишься.
Ленка замерла.
– Не бойся, – продолжил голос. – Мы не станем звонить в полицию.
– В полицию?
Девочка-змея вышла из тьмы. Приблизившись, она казалась еще более хрупкой и бледной.
– Они приходили дважды, искали Ленку Кубатову, восемнадцать лет, пять футов шесть дюймов, карие глаза, каштановые волосы, сто пятнадцать фунтов, истощенная. Это ведь ты?
«Истощенная?» Ленка пожала плечами:
– Это я.
– Сбежала из дома? Почему? Родители тебя бьют?
– Нет, – сказала Ленка. – Они замечательные.
– Тогда почему?
Ленка расправила плечи:
– Я хочу присоединиться к вам. К этому цирку. Быть на подхвате.
Девочка-змея рассмеялась.
– Это что-то новенькое, – сказала она. – Думаю, тебе лучше поговорить с Баттиной.
Инспектор манежа в Chauve-souris помогала силачу отвинчивать створки кабинок и скамейки от стен. Подсобных рабочих рядом не наблюдалось.
– Беглянка, – сказала она, увидев Ленку. – Гектор, мне надо выпить.
Силач засмеялся и сложил створки в обитый тканью деревянный ящик.
– Позже, – сказал он.
Баттина опустилась на скамейку с невероятным достоинством, как будто не поднимала ее минуту назад.
– Ты должна позвонить родителям, – строго сказала она.
Ленка покачала головой:
– Мне восемнадцать.
– Полицейские говорили, ты больна.
– Я была больна. Мне уже лучше. Я должна жить и дать жить моим родителям. Они – воздушные гимнасты. Им надо летать.
– Чем ты болела? – спросил Гектор.
– Раком, – просто ответила Ленка. – Лейкемией.
Баттина и силач обменялись непонятным взглядом.
– Чего ты хочешь? – спросила инспектор манежа так, будто ответ ее совсем не интересовал.
Сердце Ленки зашлось в груди.
– Хочу поехать с вами, – сказала она. – Знаю, я не готова к выступлениям, но вам, кажется, нужна помощь. Я могу вешать кольца, чистить клетки, следить за реквизитом. Я умею вести хозяйство. Пока можете мне даже не платить. – Глаза защипало от подступающих слез. – Без цирка я не чувствую себя живой. Пожалуйста, позвольте поехать с вами.
Ее голос прервался. Отвратительная самой себе, Ленка полезла в сумочку за салфеткой и вытерла нос.
– Простите, – хрипло сказала она. – Это было непрофессионально.
– Ты сказала правду, – Баттина постучала по зубам ногтем большого пальца. – Не отрицаю, нам нужна помощь того, кто понимает американских chinovnikov, может сидеть на телефоне и составлять планы. – Она уставилась на Ленку темными глазами. – Ты сможешь?
