Ребята долго просидели на скамейке, любуясь солнечными бликами на льду и болтая ни о чем. Время пролетело незаметно. Ян взглянул на часы и громко выругался: на биологию уже катастрофически опоздали. Друзья вскочили со скамейки, понеслись в школу со всех ног. Подбежав к дороге, они не успели на зеленый сигнал светофора: машины помчались потоком – пришлось ждать. Федя согнулся, задыхаясь. В боку сильно кололо. И тут он вскрикнул от неожиданности: чьи-то цепкие пальцы крепко схватили его за руку. Юноша дернулся, резко обернулся. Рядом с ним стояла старая цыганка. Пронзительные черные глаза застыли на ее уставшем лице, изборожденном глубокими морщинами. В них читался страх и нечто противоестественное, потустороннее, можно даже сказать, ненормальное.
– Пустите! – Федя растерялся.
– Подожди, – проскрипела цыганка. – Я скажу, и пойдешь дальше.
– Мне не надо ничего говорить, у меня денег нет! – невольно вырвалось. Мама однажды рассказывала Феде, как цыгане обманывают прохожих на улице, один раз она даже сама вот так попалась.
– Мне не нужны твои деньги, мальчик, не обманывай зря старую женщину.
Литвинов густо покраснел. Деньги у него, естественно, были. Ян удивленно наблюдал за происходящим, пока еще не встревая.
Феде стало не по себе. Эта старуха была какая-то особенная. В ней будто дышала древняя сила, притягивая и одновременно пугая своей необычностью. Костлявая темная рука, покрытая браслетами, продолжала крепко держать рукав Фединой куртки.
– Ты тот, кто должен выбрать, – сказала цыганка. – На этом пути, Федя, тебя ждут жестокие испытания. Но заклинаю тебя, сделай правильный выбор. Судьба моего народа полностью будет зависеть от этого выбора.
– Откуда вы знаете, как меня зовут? – Литвинов смотрел на старуху удивленно и испуганно.
Цыганка не ответила. Она долго сверлила юношу глазами, а потом произнесла:
– Когда свет померкнет, помни: свет всегда живет внутри тебя.
Старуха развернулась, отпустив Федину руку, и быстро пошла прочь. Федя с Яном переглянулись. Когда через миг они посмотрели в направлении, куда ушла старуха, улица была уже пуста.
– Что за хрень… – Литвинов ощущал себя крайне некомфортно.
– Да ладно, не грузись, сумасшедшая какая-то.
– Я не понял, что она хотела этим сказать?
– Может, ты президентом станешь? Что-то там про выборы было…
– Да каким, на фиг, президентом?! Она говорила про какой-то мой выбор!
– Да забудь ты! Пошли быстрее, биология уже началась!
Как раз снова загорелся зеленый, и друзья побежали в школу.
Через несколько дней Федя уже и не помнил об этом эпизоде. Солнце становилось все более ласковым. Таял снег, звенела капель, пели птицы… Учиться весной – какой идиот придумал подобную пытку? А ведь совсем не за горами конец учебного года, экзамены, а долгов и пересдач – выше крыши.
На очередной перемене Ян с Федей сидели на подоконнике и в спешке просматривали учебники, готовясь к контрольной по анатомии. Рашевская сидела недалеко на скамейке в окружении стайки девушек. К ней подошел Бочков.
– Ириш, пошли в кино после уроков.
– Извини, Костик, не могу. У меня другие планы.
– Ну а завтра?
– Завтра – видно будет.
– Ириш, я так до завтра не доживу. Ты хочешь моей смерти?
– Не болтай ерунду, Бочков. Я подумаю.
– О’кей, ловлю тебя на слове.
Слыша весь разговор, Федя задыхался от бешенства. Он тупо смотрел в учебник, делая вид, что читает, но все его мысли были поглощены ненавистью и ревностью.
